проблем. А он, судя по всему, создаст. Он виноват, что ты его полюбила, понимаешь?
Настя закрыла лицо руками и разрыдалась в голос. Она долго не могла остановиться, и Стае, в полном отчаянии, смотрел, как вздрагивают ее плечи, как она захлебывается собственным плачем. Постепенно рыдания стихли.
– Что мне надеть? – Она подняла голову и посмотрела красными от слез глазами Стасу прямо в лицо.
– Умница! Солнышко мое! – Он моментально вскочил со стула и извлек из шкафа скромное, но очень элегантное синее платье. – Я за дверью буду, хорошо?
И, не дожидаясь ответа, выскользнул в коридор.
Ужин был накрыт в столовой. Изящная обстановка, изысканная посуда, свечи, хрусталь. Настя ела молча. Сергей Сергеевич вполголоса обсуждал со Стасом домашние дела: что сделать в саду, где построить беседку, кого вызвать, чтобы почистить бассейн. На ласковые вопросы хозяина: «Настя, вам положить еще салат?», «Попробуете мидий?», «Выпьете вина?», Настя отвечала молча – либо утвердительным, либо отрицательным кивком головы. В какой-то момент она поняла, что есть достаточно, и отодвинула тарелку. Она не ощущала насыщения, как до этого не чувствовала и голода. Просто вроде бы хватит.
Сергей Сергеевич встал. Стае тоже. Настя долго возилась, раскладывая на столе льняную салфетку, потом нехотя поднялась. Сергей Сергеевич осторожно взял ее за руку и почувствовал, что весь трепещет. «Как мальчишка, черт возьми!» – подумал он про себя. Эта мысль доставила ему даже большее наслаждение, чем сам факт дрожи от вожделения. Он демонстративно увел Настю за руку в свою спальню, и дверь за ними закрылась. Стае плюхнулся на стул, с которого встал минуту назад, обхватил голову обеими руками, словно силясь ее раздавить, и стал раскачиваться влево-вправо, влево-вправо. Как маятник…
Сергей Сергеевич стал приезжать теперь каждую пятницу и оставаться на все выходные. Иногда вырывался с работы и посреди недели – чтобы провести ночь с Настей и ни свет ни заря, перебравшись на заднее сиденье своего «Мерседеса», спать по дороге в Москву. Стае не мог припомнить, чтобы хозяин когда-нибудь, за всю историю существования этого чертова коттеджа, так часто здесь бывал. Он постоянно являлся с цветами, книгами, украшениями и еще какими-то подарками для Насти. Она складывала все это под кровать, а Стае извлекал и заботливо расставлял по местам: цветы – в вазу, книги – на полку, украшения – на туалетный столик. С появлением хозяина Настя немела и превращалась в передвигающуюся по дому статую. После его отъезда она целый день сидела, уставившись в одну точку. И только на вторые сутки начинала оживать. Стае, всегда такой преданный хозяину, благодарный ему, молил теперь только об одном – чтобы тот как можно дольше не появлялся. Как-то Сергея Сергеевича не было пять дней кряду, и Настя успела за это время снова превратиться в живого человека: разговаривала, читала, гуляла, даже изредка смеялась. Но стоило Сергеичу вернуться, и она застывала, как изваяние. А он ничего не замечал. Разговаривал с ней, безответной, таскал ее за собой, показывал новые картины, заставлял танцевать с ним и уводил в свою спальню. Судя по довольному и загадочному лицу хозяина, в спальне Настя неизменно оказывалась на высоте.
Однажды Сергеич приехал совсем уж поздно – был первый час ночи. Настя давно закрылась у себя, а Стае, листая альбом с репродукциями Лотрека, сидел в гостиной. В последнее время он вообще не мог заснуть раньше четырех утра, а в семь уже вскакивал как ошпаренный. Тяжелые мысли не давали ему покоя: Настя с каждым днем выглядела все хуже, все глубже замыкалась в себе. Он-то, наивный, думал, что и в этот раз все будет как всегда – девушка постепенно привыкнет к хозяину и начнет получать удовольствие от богатой и легкой жизни. Но с Настей все было не так. Да еще эта болезненная привязанность к Николаю – угораздило ее по-настоящему влюбиться в такого подонка. Да он же мизинца ее не стоит! А она до сих пор время от времени: «Николай говорил», «Мы с Николаем были». Правда, тут же осекается и долго молчит, но и идиоту понятно, что не выходит он у нее из головы. Даже после всего, что с ней, бедняжкой, сделал. Ну, вот пойми ты этих женщин!
Стае нехотя поднялся с кресла, заслышав шум заезжающей во двор машины, и, тяжело вздохнув, пошел встречать хозяина. Так надеялся, что того сегодня нелегкая не принесет. Поди ж ты, приперся!
Сергеич дождался, пока Стае откроет ему дверцу, и вылез из автомобиля.
– Где Настя? – спросил он вместо приветствия.
– У себя. Спит, – Стаса удивило озабоченное выражение его лица.
– Точно?
– Ну конечно. Час назад проверял.
– Ладно, – Сергей пошел сначала к дому. Потом, видимо, передумал и, обойдя коттедж, направился в беседку. Стае поплелся за ним.
– Ты знаешь, – Сергей сделал паузу, садясь на скамью, дождался, пока усядется Стае, – мне сегодня сообщили, что Николай покончил с собой.
Стае почувствовал, что воздух вокруг стал горячим и едким, как дым от костра. Нет. Ну только не Николай. На него это было совершенно не похоже: он производил впечатление жизнелюба, искателя чувственных удовольствий, циника до мозга костей. Не мог же он вот так просто взять и от всего отказаться! Хотя кто его знает на самом деле. Чужая душа потемки.
– Я ни при чем, разумеется! – выплюнул Сергей Сергеевич в ответ на вопрос в глазах Стаса, который появился там сам собой. – Меня он куда больше радовал живым. Да и пользы от его смерти никакой. Кому было надо?!
– А как? – Стае не смог больше произнести ни слова.
– Да так, – Сергеич тяжело вздохнул. – Пришел домой, взял револьвер, который Женька ему от переизбытка чувств тогда подарил, идиот, и выстрелил себе в висок. По крайней мере, в ментовском отчете все так и значится. Ладно хоть не подставил никого – записных книжек не нашли. Мобильный тоже пропал. Оставил только завещание у нотариуса.
– На Настю? – не подумав, выпалил Стае.
– Вот дурак! – обругал его Сергеич. – Только этого нам не хватало. На родственника своего какого-то, я не вникал.
– А когда это… произошло? – Стае вдруг задрожал.
– Самое смешное – давно, – Сергей Сергеевич вздохнул. – Да уймись ты! – брезгливо бросил он, заметив, как колотит Стаса. – Где-то через месяц после приезда сюда. Он мне звонил незадолго до этого, хотел знать, как Настя. Я его послал.
– Не может быть, – бессмысленно пробормотал Стае. – Значит, из-за нее.
– Хрен его знает! – Сергеич в сердцах сплюнул на подстриженный газон. – Нам-то какое дело? Да и вообще, вряд ли кто о его смерти узнал бы – не бог весть какая фигура, если б не Женькин подарок. Пистолет-то Женька на свое имя покупал, отморозок. Николай, конечно, на себя перерегистрировал, но Женьку все равно вызывали для дачи показаний.
– И что?
– Сказал, что тот продал ему по дружбе картину одного интересного художника. Вот и захотелось отблагодарить. А у Николаши и вправду все стены в коридоре какой-то мазней французской увешаны. Менты и отстали. Решили, что он в самом деле живописью занимался. Не хватало только, чтобы всплыло, чем он на самом деле промышлял. Так что имей в виду – ты его вообще не знал. Я – тем более. Понял?
– Да, Сергей Сергеевич, – Стае отвел взгляд.
– И вот еще, – Сергеич приподнял его лицо за подбородок и заставил смотреть себе в глаза. От жестких пальцев по коже разбегались холодные, склизкие, словно черви, мурашки. Стае едва сдержался, чтобы не отшатнуться.
– Что? – только и выдавил он.
– Насте – ни слова, – Сергеич больно сжал его подбородок. – Ты меня слышишь? Для нее он – живой. Потом узнает. Когда-нибудь. Сейчас она нужна мне, а живой Николай – гарантия ее послушания. Понял?
Сергей Сергеевич плотоядно ухмыльнулся, зевнул – изо рта пахнуло вонью разложения так, что Стае невольно закрыл обеими ладонями лицо.
– Не ссы, – жест Стаса Сергеич расценил как проявление страха, вызванного смертью Николая, – ниче с тобой не будет. Иди спать, поздно уже.
Глава 5