Однако это не может служить оправданием для террористической деятельности Басаева, Хаттаба или Усамы бен Ладена. Россия примкнула сегодня не к антиисламской коалиции, как пытался утверждать А. Проханов, а к антитеррористической коалиции.
Цивилизованный мир должен защищаться и защищать свои ценности, но не любыми средствами. Он должен изменяться — в том числе и по отношению к беднейшим странам «третьего мира». Свои «фундаменталисты» есть сегодня и в США, и в России. Один из таких фундаменталистов (и одновременно профессор МГУ) Александр Панарин пытался уверить своих читателей и слушателей, что Америка начала войну не с исламским терроризмом, а со всем мусульманским миром. Это, мол, война за новый передел мира и за мировое господство. Поэтому Америка «не должна получить никакой русской помощи, никакой помощи от славян, как бы ни настаивали на этом наши либеральные компрадоры. Те, кто будет игнорировать национальную точку зрения русских в этом вопросе, те рискуют своим политическим будущим».18
Можно подумать, что международный терроризм и исламский фундаментализм не угрожают также и русским национальным интересам и ценностям. Да, конечно, национальные интересы России и Соединенных Штатов во многих отношениях не совпадают. Но в данном случае у России и Соединенных Штатов появился общий и крайне опасный враг, и это оправдывало наше сотрудничество.
Лидеры российских правых либералов из СПС и других радикальных прозападных групп и течений призывали В. Путина не только полностью и безоговорочно поддержать политику США и Запада, но и «встать в ряды западных стран'. По мнению идеологов российского либерализма, в мире началась не война богатого Севера и бедного Юга и не борьба христианского Запада и мусульманского Востока, а война между цивилизацией и новым варварством, борьба «цивилизованной силы» и «внесистемного насилия».
Исходя из таких упрощенных и фальшивых схем, наши либеральные фундаменталисты требовали от руководства России решительно изменить отношения нашей страны с Ираном и Ираком, с Ливией и Кубой, с Северной Кореей и Сирией, то есть со всеми странами, которые Америка причисляла к своим противникам. Гораздо меньше претензий было у российских либералов к Саудовской Аравии и Пакистану. А между тем посредническая роль России по отношению ко многим странам мира, отношения которых к США по многим причинам были очень плохими, весьма положительна. Б. Немцов призывал В. Путина идти «в фарватере стран Запада» и отказаться от «евразийских игр». Либеральный журналист Мэлор Стуруа, живущий в США и пишущий статьи для нескольких российских газет, громче других начал восхвалять Владимира Путина, который будто бы только теперь превратился из «кремлевского мечтателя* в реального политика. «Браво, Путин, так держать!» — одобрительно и фамильярно заявлял Стуруа. «Путин поборол искушение выступить в Брюсселе против расширения НАТО на Восток и против создания Америкой национальных ПРО, — утверждал Стуруа. — Он не стал ткать политические брюссельские кружева. Россия не может помешать осуществлению планов Соединенных Штатов, как не может задержать наступление затмения Солнца. Древняя мудрость гласит: если не можешь победить — присоединяйся. Что Путин сейчас и делает. Путинская тенденция правильна и в исторической перспективе, и с точки зрения практических нужд России. Эта тенденция ускоряет процесс вступления России в сообщество цивилизованных стран западного мира. Разве не разумно ради этого пожертвовать рогами “священных коров” российского Пентагона. Путин дал добро на развертывание американских антитеррористических подразделений в Средней Азии, наперекор стратегическим сантиментам российского Генерального штаба»
Это была крайне искаженная и даже фальшивая картина деятельности Путина и всего российского руководства. По мнению М. Стуруа и его единомышленников, только США и западные страны можно считать цивилизованным сообществом, в которое России еще предстоит войти. На самом деле политика Владимира Путина после 11 сентября 2001 года была гораздо сложнее и тоньше. Ориентация только на западные страны была бы для России большой ошибкой. Да, некоторые из российских генералов, главным образом из отставников, возражали против сближения России и США и особенно против появления американских военных в странах Средней Азии. Однако большинство российских генералов, а также руководство Министерства обороны и Генерального штаба России поддержали решения и политику Путина, неоднократно собиравшего у себя силовиков в сентябре и в начале октября
Как явная фальсификация звучали утверждения М. Стуруа о «потерпевших фиаско силовых структурах, которые не сумели посадить на старую и короткую цепь Владимира Путина». Вопреки утверждениям Стуруа, В. Путин откровенно и открыто выступил в Брюсселе против расширения НАТО на Восток, ибо это «никому и ни в чем не прибавит безопасности». Не изменил В. Путин и своего отрицательного отношения к американскому проекту по ПРО. Поддерживая США в борьбе против международного терроризма, Россия не могла и не должна была поддерживать США и на всех других направлениях американской внешней политики.
Любопытно было наблюдать за позицией тех газет и журналов, которые еще недавно писали о «войне ФСБ против России» и о том, что не ваххабиты, а российские спецслужбы при поддержке А. Волошина и самого Путина организовали взрывы домов в Москве в сентябре 1999 года. Теперь эти газеты и журналы попытались убедить своих читателей, что взрывы и разрушения 11 сентября в США организовали не террористы из кругов мусульманских фанатиков, а американские правые организации и отставные генералы из ЦРУ и Пентагона — для того, чтобы вызвать большую войну и опрокинуть американских либералов, к которым они относят и Билла Клинтона, и Джорджа Буша. Были высказывания и о том, что все страшные события 11 сентября в Нью-Йорке и Вашингтоне — это дело рук евреев из Флориды, недовольных подсчетами голосов на президентских выборах в США. «Удар по США был результатом сговора международной олигархии с фашиствующими элементами внутри американской администрации и силовых ведомств». Такую версию выдвинул председатель Исламского комитета России Гейдар Джемаль.20 Опровергать подобного рода версии нет смысла.
В соответствии с Конституцией Российской Федерации внешнюю политику нашей страны формулирует и осуществляет Президент. Это естественно, ибо внешняя политика такой страны, как Россия, особенно в условиях международного кризиса, требует быстрых, решительных действий и решений, многие из которых нет ни времени, ни возможности обсуждать с представителями общественности. Это тем более относится к военной составляющей внешней политики.
Давая оценку деятельности В. Путина в течение первого месяца после 11 сентября 2001 года, генерал-лейтенант в отставке и бывший начальник разведуправления КГБ СССР Леонид Шебаршин говорил, что в условиях нового и крайне сложного международного кризиса Россия проводит оптимальную политику. «Для того, чтобы занимать полностью самостоятельную позицию, — отмечал Шебаршин, — Россия не обладает пока ни экономическим, ни военным потенциалом. Впрочем, если бы и обладала, даже если бы мы имели сегодня не ослабленную Россию, а старый мощный Советский Союз, эта позиция была такой же. Мы — цивилизованная страна и не можем не поддержать усилий, направленных против терроризма. Нынешняя позиция российского руководства представляется мне совершенно оправданной и единственно правильной. Естественно, что в дальнейшем она будет корректироваться. В то же время мы не должны забывать, что политика России должна строиться на защите собственных, а не чужих интересов».21
Высокая эффективность российской внешней политики в первый месяц нового международного кризиса вызывала даже недоумение некоторых обозревателей. Перечислив самых близких Джорджу Бушу американских политиков и деятелей его администрации — Дика Чейни, Джорджа Буша-старшего, Колина Пауэлла, Дональда Рамсфелда, Пола Вулфовица, Кондолизу Райс, обозреватель из «Независимой газеты» Марина Волкова назвала эту команду вместе с президентом США «великолепной семеркой», обладающей огромным опытом и громадным интеллектуальным потенциалом. Но в России, по мнению М. Волковой, такой «великолепной семерки» нет. Откуда же в Москву пришел успех, которого в соответствующих условиях не смогли бы обеспечить ни Борис Ельцин, ни Михаил Горбачев?
«Не появился ли в ближайшем окружении Путина, — предположила Волкова, — некий тайный советник, способный аккумулировать разнонаправленные идеи всех лиц из президентского окружения и трансформировать их таким причудливым образом, что это ведет к успеху. Иначе откуда же взялся этот качественный и фантастический рывок, который был бы вряд ли возможен без свежей головы?»22
Здесь верны лишь замечания о Ельцине и Горбачеве, но не о Путине, который, и это показали еще события осени 1999 года, способен действовать с максимальной эффективностью, не упуская из виду почти ничего — ни одной опасности и ни одного шанса для России.