– Эх, дали бы мне часика три, и я бы знала всё, – усмехнулась Элеонора. – А сейчас мне известно только то, что к Эстее на сверхсветовой скорости приближается дыроносец, и нет силы, способной остановить его. Он пронзит планету и оставит в ее ядре зародыш черной дыры. С этого момента для нас закончится всё. Даже для меня. Черная дыра – это кладбище отработанной материи, заготовка грядущего Большого Взрыва.
Жак почувствовал, как кровь отлила от его лица. Настой в кружке покрылся мелкой рябью – задрожали руки. Он отбросил кружку.
– Надо остановить эту дрянь. Любой ценой!
– Это невозможно, – Элеонора виновато опустила глаза.
– Перехватить на подлете. Уничтожить экипаж, – рука Жака потянулась к лучемету.
– На Эстее нет ни одного корабля.
– А…
– У имперцев тоже нет подходящих перехватчиков. Расслабься. Всё кончено. Если только Дед не ошибется.
Жак бессильно откинулся на кресле. Сильный, смелый и умный король ничего не мог сделать для своей родной планеты и должен надеяться на ошибку какого-то старика. Элька, конечно, абсолютно права. Остановить дыроносец невозможно. Он по определению идет на скорости, многократно превышающей скорость света. Иначе он просто не успеет выйти из зоны поражения рожденной им же черной дыры. Чтобы уничтожить дыроносец, нужно вылететь ему навстречу, точно зная направление, с которого он приближается. Тогда есть шанс поразить его бортовым оружием. Всё достаточно просто, если не считать того, что в Галактике не так много кораблей, выдерживающих подобные перегрузки. Из всех звездолетов, на которых когда-либо летал Жак, на такое был способен только гридерский «Гедабас». Жаль, что его продали.
– Постой, – внезапно оживился он. – Ты же умеешь телепортироваться. Ты перетащила меня из камеры прямо к лифту. А потом от Цитадели к Глогару.
– Я тебе уже объясняла, – Элькины глаза вновь стали усталыми и отрешенными. – Если бы у меня было три часа, то сила вернулась бы ко мне почти полностью. Сейчас я могу переместиться только на орбиту, в какой-нибудь имперский звездолет. Однако это ничего не изменит. Даже если мы стартуем немедленно, то, может быть, и успеем покинуть опасную зону и спасти свои жизни, – она тяжело вздохнула. – Но я не хочу такого спасения. Я должна сыграть эту партию до конца. Тот, кто над нами, обязан сказать свое слово. Забавно. Когда мне хотелось умереть, у меня ничего не получалось, а теперь, когда ничего не изменить, и помирать-то совсем не хочется. Столько важных дел сразу появилось.
Элеонора подняла глаза к небу, то ли высматривая радиоактивное облако, ползущее из уничтоженного Глогара, то ли прося помощи у высших сил.
– Как интересно, – пробормотала она себе под нос. – Кто к нам пришел, кто нашу бабушку зарезал… Сам Гарм Скабед, собственной персоной.
– Какую бабушку? Какой персоной? – не понял Жак.
– Тот, кто над нами, сказал свое слово.
Свет померк. Непроницаемая тьма окружила Жака со всех сторон. Король зажмурился и сразу же широко распахнул глаза. Ничего не изменилось. Одно из двух: или он ослеп, или вокруг действительно стало совсем темно. Где-то журчала вода. Пахло гнилью и жженой резиной. Рядом кто-то тяжело дышал. Жак очень медленно, стараясь не произвести ни малейшего звука, извлек из-за пояса бластер, аккуратно снял его с предохранителя и облегченно перевел дух. Первый раз в жизни ему удалось проделать эту операцию без характерного щелчка.
– Не вздумай выстрелить. Испортишь мне прическу – не прощу, – голос Элеоноры раздался именно с того места, откуда доносилось тяжелое дыхание. – Твоя задача – уничтожить бортовой компьютер звездолета.
– А ты?
– Тебе этого знать не следует. На меня не рассчитывай.
Послышался тихий шелест, стало холодно, и Жак понял, что остался один. Он зажег фонарик, вмонтированный в ствол лучемета. Конус света скользнул по ржавым бокам железных ящиков, сложенных аккуратными высокими штабелями. Жак двинулся вперед по узкому проходу с ребристыми, теплыми на ощупь стенами. Выход оказался совсем рядом. Жак толкнул плечом дверь. Коридор. Почему все разумные так любят строить коридоры со множеством закоулков, клетушек и комнаток? Почему они стремятся провести большую часть жизни в этих каменных и железных склепах? Неужели юность всех рас прошла в угрюмых пещерах, и даже из-под жирного пласта цивилизации вечно прет генетическая тяга к узким шелям и толстым стенам?
Жак на цыпочках затрусил по коридору. Ноги ступали совершенно бесшумно, как лапы хищника. Быстро промелькнули таблички с названием судна и номерами кают. Жилой отсек «Гедабаса». Тот, кто над нами, крутой парень. Предоставил именно то, что заказывали.
Центральный пост, где находится бортовой компьютер, по древней морской традиции располагается на верхней палубе. Жак поспешил вперед, не задумываясь о том, как он будет штурмовать капитанский мостик. Лифт гостеприимно распахнул перед ним автоматические двери. Жак замедлил шаг и представил себя сидящим в капитанском кресле. Перед глазами светится монитор. По нему одна за другой бегут легко читаемые строчки: «На борту обнаружен чужой. Чужой покинул восьмой трюм. Чужой движется по коридору два-двести к лифтовой шахте. Чужой вошел в лифт». Неведомо откуда появилась чья-то рука и быстро набрала на клавиатуре команду: «Блокировать чужого в лифте. Уничтожить чужого».
Жак покачал головой и со вздохом полез в люк аварийного перехода. Узкая труба пронизывала звездолет насквозь. Достаточно удобная вещь. Пониженная гравитация в аварийном переходе позволяет без труда перемещаться в любую сторону, цепляясь за узкие тонкие скобы. Но главным преимуществом этой тайной тропки было полное отсутствие датчиков движения. Жак уверенно полез вверх. Миновав несколько люков, ведущих на другие ровни, он остановился рядом с выходом, помеченным цифрой «ноль». Это центральный пост и пилотская рубка. На «Гедабасе» они совмещены. Как-то всё слишком просто. Даже неинтересно. Почему боевые роботы не преграждают ему путь? Ладно, допустим, здесь нет боевых роботов. Когда «Гедабас» принадлежал Жаку, их действительно не было ни одного. Всё равно! Почему тогда не воют сирены, не мечутся по трапам матросы, и где вообще весь экипаж? Они что, не уважают короля Дкежрака?! Жак со злостью толкнул люк плечом. К его неудовольствию, тот легко открылся.
