– Безусловно. В чем же здесь политика? Неужели вы всерьез считаете, что это конкуренция между различными кланами власти или, скажем, борьба партии нефти с партией газа? Наверное, так интереснее, я понимаю. Но подобные рассуждения, честное слово, ерунда. Разумеется, у каждого чиновника есть собственные убеждения и взгляды на будущее. Однако я убежден, что использовать корпорации как инструмент для решения политических задач просто невозможно. Ведь в таком случае бизнес отойдет на второй план, а сама компания начнет давать сбои. Она не сможет сконцентрироваться на основной деятельности. Всякая попытка превратить государственную или частную компанию в место для обслуживания политических интересов губительна для нее самой. История знает массу примеров, когда кто-нибудь желающий пролезть во власть ставил во главе предприятия контролируемых им менеджеров и пытался решить за счет такой компании собственные политические задачи. И, как правило, это заканчивалось банкротством корпорации. А у нас рыночная экономика.
– На мой взгляд, нет. ЮКОС все-таки компания, у которой были реальные налоговые проблемы, и завершились они для предприятия очень печально. Если же видеть за этим что-то другое, то почему бы сразу не сказать, что и Enron пал жертвой интриг. Совершенно очевидно, что у всех крупных корпораций, которые плохо кончили, было много экономических проблем.
– Нет, я не считаю, что государственные корпорации более эффективны, чем частные. Напротив, я придерживаюсь противоположной точки зрения. Но есть секторы экономики, где государственные компании необходимы, особенно если речь идет о России. Например, «Газпром» работает на различных зарубежных рынках и в условиях глобальной конкуренции за эти рынки. И в этом смысле контрольный пакет со стороны государства, безусловно, сильная поддержка в конкурентной борьбе. Я и восемь лет назад так считал, когда впервые вошел в совет директоров «Газпрома». Вы только вспомните, сколько тогда «Газпром» стоил и как управлялся. У правительства не было контроля, рынок акций находился в безобразном состоянии. Именно тогда мы и пришли к выводу, что государству необходимо вернуть этот контроль: это поддержала не только власть, но и миноритарные акционеры. Такой компанией, как «Газпром», с учетом его роли и функций сегодня должен управлять один собственник, это должно быть государство. Естественно, при максимальном учете прав миноритариев, у которых в «Газпроме» чуть менее 50 % уставного капитала.
Что же касается других отраслей, то если даже государство и заходит в какой-нибудь бизнес, это ведь не навечно. Мы ничем не отличаемся от других стран, где правительства сначала принимают решения что- нибудь национализировать, а потом, спустя некоторое время, – продать.
– Я бы сказал, что необходимо. Экономика должна существовать не ради самой себя, а, как это ни пафосно звучит, для людей. В какой-то момент государству приходится поддержать бизнес, чтобы он не развалился, а спустя 15–20 лет у правительства уже не хватает ни предприимчивости, ни денег, чтобы этот проект развивать. Тогда этот бизнес продается, и это совершенно нормально. Но ряд ключевых отраслей – энергетика, военно-промышленный сектор – должны оставаться под контролем государства на длительное время.
– «Газпром» приобретает не все подряд, а только то, что соответствует его профилю. Его профиль – энергетика (газовая, нефтяная, электрическая).
– «Газпром-Медиа» – совсем другая история. Мы не покупали медийные активы, их купили до нас, «Газпром» получил их в качестве компенсации за ранее выданные кредиты. Пять лет назад реальная рыночная стоимость «Газпром-Медиа» была 50 млн. долларов. Сейчас, согласно международной оценке, – семь с половиной миллиардов. Зачем было продавать этот бизнес тогда, когда он так разросся? Разве не выгоднее это сделать сейчас или позже? «Газпром» – это бизнес, а не богадельня для удовлетворения государственных запросов или частных интересов. Так что если «Газпром» что-то и покупает, то только то, что соответствует его основным трем направлениям бизнеса. Все остальное – непрофильные активы, которые в конечном счете подлежат продаже.
– У «Газпром-Медиа» хорошие финансовые результаты. Продавать надо на пике, а не тогда, когда хочется. На мой взгляд, с учетом сегодняшней недооцененности медийного рынка пик стоимости еще не наступил. Так что на эту тему еще предстоит подумать.
– Я уже отмечал, что «Газпром» должен присутствовать только в профильных активах, а банк – непрофильный бизнес. Во всем мире карманные банки ничего, кроме проблем, материнской компании не доставляют. В начале 1990-х годов каждая структура создавала свой банк, а потом все поняли, что если говорить о больших перспективах, то банки должны быть сами по себе, а корпорации – сами по себе. Компания только обязана хорошо думать, как структурировать портфель своих активов и в какие руки передавать управление этими активами.
– Любая сделка возможна, если она экономически обоснована и эффективна. «Газпром» и без того приобрел сейчас ряд крупных активов, которыми он должен еще научиться управлять. Применительно к тем компаниям, о которых вы говорите, планов и разговоров нет, их «Газпрому» и не предлагали. Но бизнес есть бизнес, и если есть оферта, на нее всегда может быть дан акцепт.
– Действительно, сегодня главная проблема «Газпрома» – это транспортная инфраструктура, она требует серьезных инвестиций. Но в целом ситуация не столь печальна, как ее рисуют отдельные аналитики. Задача ведь не в том, чтобы добыть как можно больше, а в том, чтобы газа было ровно столько, сколько законтрактовано. Собственно, это главный принцип газового рынка, который в отличие от нефтяного строится в основном на долгосрочных контрактах. Газ сначала нужно продать, а потом добыть. Как бы там ни было, добываемого сейчас в России газа вполне хватит и для того, чтобы исполнять все экспортные обязательства перед европейцами, и для развития рынка в дальневосточном направлении.
– Запасов «Газпрома» достаточно, чтобы покрыть все экспортные потребности. Разумеется, наши планы насчет экспорта газа на Восток вызывают интерес в Европе. Но ведь это и неплохо.
То, что является доступным, начинает терять свою привлекательность. А мы заинтересованы в том, чтобы наш газ был привлекательным и его высоко ценили.
Когда видишь, что компания – поставщик газа рассматривает различные направления сотрудничества, начинаешь ценить то, что имеешь. Но мы будем неукоснительно исполнять все договоренности перед европейцами. Более того, все наши новые проекты – и Nord Stream, и South Stream – должны заполняться газом, иначе зачем нам тратить на них миллиарды долларов? Это прямое свидетельство нашего желания укреплять отношения с европейскими партнерами.
