деле продвижения к социализму, тем больше трудностей набирается, тем больше обостряется классовая борьба, и у самых ворот социализма мы, очевидно, должны или открыть гражданскую войну, или подохнуть с голоду и лечь костьми».
Речь Бухарина так же, как и большая часть стенограммы апрельского Пленума ЦК ВКП(б), не была опубликована ни в 1929 году, ни позже. На Пленуме у Сталина было прочное большинство, но он опасался, что в широких кругах партии и особенно у сельских коммунистов программа Бухарина встретит гораздо больше сочувствия, чем среди членов ЦК и ЦКК. Не могло быть сомнения в том, что среди крестьянства, многих рабочих и беспартийной интеллигенции Бухарин в тот период был значительно популярней, чем Сталин. Даже речь Сталина не была тогда напечатана полностью, из нее многое было исключено — главным образом это касалось критики Бухарина и его платформы. Эта речь полностью увидела свет лишь через 20 лет — в двенадцатом томе Собрания сочинений Сталина. Боязнь Сталина предать гласности полемику с Бухариным отражала его неуверенность в прочности своей идейной и политической платформы, И действительно, мы видим сегодня, что большая часть критических замечаний «правых» в адрес сталинской политики 1928–1929 годов оказалась совершенно справедлива. «Правые» были против превращения чрезвычайных мер в постоянную политику партии в деревне. Резонно возражали против ускоренной и принудительной коллективизации, считая, что это может привести лишь к падению сельскохозяйственного производства, к ухудшению снабжения городов и срыву экспортных планов. «Правые» не без основания возражали против гигантомании в индустриальном строительстве, против чрезмерных и во многих случаях экономически не оправданных капитальных затрат. Весьма разумными были предложения «правых» о повышении закупочных цен на зерно, — это побудило бы крестьян увеличить его продажу государству.
Бухарин и его политические единомышленники предлагали в 1928 году не применять повторно чрезвычайные меры, а вместо этого купить за границей товары легкой промышленности и даже зерно. Возможно, в тех условиях это было бы меньшим злом. Совершенно справедливо указывали «правые» на недооценку развития легкой промышленности. При сохранении приоритета тяжелой индустрии легкая промышленность должна была развиваться более быстро, ибо давала большую часть товаров для продажи как в городе, так и в деревне, а стало быть, обеспечивала необходимые средства для финансирования всех государственных проектов и нужд. Без соблюдения должных пропорций в стране неизбежно сохранились инфляция, товарный голод, а экономические стимулы заменялись административным нажимом.
И в 1928–1929 годах Бухарин был уверен, что нэп, как основная линия экономической политики партии, еще не исчерпал себя, что в СССР еще существует достаточный простор для развития не только социалистических предприятий, включая кооперацию, но и определенных капиталистических элементов, Лишь в более отдаленном будущем развитие социализма должно привести к ликвидации нэпмановского буржуазного сектора и кулацкого эксплуататорского хозяйства. Бухарин считал, однако (и Сталин его в этом поддерживал до 1928 года), что вытеснение капиталистических элементов города и деревни должно происходить в основном под экономическим, а не административным давлением, то есть в результате конкуренции, при которой социалистический сектор одержит верх над капиталистическим. Такая точка зрения могла оспариваться «левыми», призывавшими к новой «революции» и к новым экспроприациям, но имела полное право на существование и практическую проверку.
В своей политике по отношению к крестьянству именно Сталин взял на вооружение (и при этом значительно углубил и расширил) троцкистские концепции «первоначального социалистического накопления» и зиновьевско-каменевские предложения о чрезвычайном обложении зажиточных слоев деревни. Логично поэтому, что к проведению своей новой политики Сталин привлек многих видных деятелей недавней «левой» оппозиции.
С явно «ультралевых» и сектантских позиций критиковал Сталин и деятельность Бухарина как руководителя Коминтерна. Несомненно, что в середине 20-х годов Бухарин разделял ошибочную позицию Коминтерна в отношении социал-демократии и ошибочную формулу «социал-фашизма». Однако в конце 20-х гидов, по мере роста фашистской опасности в Европе, Бухарин начал пересматривать эту позицию, находил возможным и соглашения с низовыми социал-демократическими организациями и социал-демократическими профсоюзами против фашизма.
Сталин, напротив, требовал усилить борьбу с социал-демократией. Более того, он предлагал усилить борьбу также против левых течений в социал-демократии, хотя именно они были потенциально наиболее вероятными союзникам коммунистических партий.
Ошибочность позиции Сталина очевидна. Она не только препятствовала единому фронту с левыми силами в рабочем движении Запада. Она вела к тому, что не в одной лишь ВКП(б), но и во многих западных партиях честные коммунисты были произвольно отнесены к числу «носителей правого уклона».
Выступая против Бухарина и его группы, Сталин и его сторонники часто использовали в полемике чуждый марксизму метод вульгарного социологизма. В частности, какие-либо явления в области культуры или политические высказывания связывались непосредственно с позицией и политическими настроениями того или иного класса.
Поскольку в 1928–1929 годах платформа Бухарина не только для широких масс трудящихся, но и для капиталистических элементов города и деревни была предпочтительнее платформы Сталина, тот сразу же прикрепил Бухарину ярлык «защитника капиталистических элементов», «выразителя идеологии кулачества», «проводника кулацких влияний в ВКП(б)» и т. п. Кое-кто добавлял сюда еще словечко «объективно», однако впоследствии чаще всего обходились и без него.
Следует отметить, что Бухарин, Рыков и Томский никогда не создавали внутри партии какой-либо строго очерченной фракции. Это признавал и сам Сталин. Таким образом, «правые» даже формально не нарушали резолюцию X съезда о единстве партии. Выступив с репрессиями против «правых», начав с ними организационную борьбу и объявив защиту «правых» взглядов несовместимой с пребыванием в партии, Сталин чрезвычайно сузил, если не уничтожил вовсе, гарантированные Уставом ВКП(б) права каждого члена партии свободно обсуждать вопросы партийной политики.
Только после апрельского (1929 года) Пленума ЦК на партийных собраниях и в печати началась крайне интенсивная кампания против «правого» уклона, причем критика направлялась конкретно в адрес Бухарина, Рыкова и Томского. Все работы Бухарина с начала его политической деятельности подвергались тенденциозному разбору. Между тем сами лидеры «правых» были вынуждены молчать, хотя оставались еще членами Политбюро, а Рыков по-прежнему возглавлял Совнарком. Сталин хотел их публичной капитуляции, которой не дождался на апрельском Пленуме. И добился своего. Уже в ноябре 1929 года на очередном Пленуме ЦК А. Рыков огласил письменное заявление — свое, Бухарина и Томского. В нем говорилось, что «тройка» стоит, безусловно, за генеральную линию партии, отличаясь от большинства ЦК лишь по некоторым методам ее проведения. Вместе с тем отмечалось, что и «на рельсах принятого партией конкретного метода проведения генеральной линии были достигнуты в общем большие положительные результаты». Поэтому Бухарин, Рыков и Томский заявляли, что «разногласия между ними и большинством ЦК снимаются». Но даже и это заявление было признано «неудовлетворительным». Ноябрьский Пленум ЦК вывел Бухарина из Политбюро. Рыков, Томский и Угланов были предупреждены.
Сразу же после Пленума Бухарин, Рыков и Томский подали в Политбюро новое заявление с признанием своих «ошибок». Воля к борьбе у лидеров «правой» оппозиции была сломлена, как и у большинства лидеров «левой» оппозиции. Рассказывают, что в ночь на 1 января 1930 года в квартиру к Сталину, весело отмечавшему с друзьями Новый год, неожиданно постучали. На пороге стояли с бутылками вина Бухарин, Рыков и Томский. Они пришли для дружеского примирения. И хотя примирение внешне состоялось, никто из лидеров «правых» не вернул себе прежнего положения в партии. После XVI съезда ВКП(б) был выведен из Политбюро Томский, а на декабрьском Пленуме ЦК в 1930 году и Рыков. В 1931 году Рыков был снят с поста Председателя Совнаркома (этот пост занял Молотов) и назначен наркомом почт и телеграфа. Бухарин стал руководителем научно-технического управления в ВСНХ СССР, а через несколько лет — также главным редактором газеты «Известия». XVI съезд ВКП(б) еще избрал Бухарина, Рыкова и Томского в ЦК ВКП(б). Однако после XVII съезда партии все они перешли в разряд кандидатов в члены ЦК ВКП(б). И когда в начале 30-х годов происходили новые драматические события, ни Бухарин, ни Рыков, ни Томский уже не подали голоса протеста.
Несмотря на покорность бывших «правых», газеты и журналы в течение всей первой пятилетки продолжали поносить их. Даже в 1935 году журнал «Большевик» по-прежнему называл Бухарина «правым
