говорили: «Рази это человек? Ни кола ни двора — перекати-поле!»
Кто знает, сколько талантов умерло в этих беспокойных «перекати-поле». Никем не руководимые, легкие на подъем, бродили они по необъятным русским просторам, влекомые единственным желанием увидеть своими глазами белый свет.
Много раз возвращался Егор Васильевич в родную Тамбовщину и, распугав квартирующих в его избенке воробьев, давал зарок бросить бродяжничество. Он добросовестно таскал домой охапки лозняка и принимался плести корзины. Но неизменно наступало утро, когда он, таясь от соседей, уходил без оглядки по рассветной росе, чтобы раствориться в душистом просторе полей вместе со своей неразлучной спутницей — шарманкой...
— Вот уйду я скоро, — сказал как-то шарманщик детворе, — и забудете вы дедушку Егора. С глаз долой — из сердца вон. Давайте я вас хоть песням научу, все память о себе оставлю.
Хор получился славный. Идущие по воду женщины, заслушавшись ребят, подолгу простаивали на тропинке, перекладывая с плеча на плечо коромысла с полными ведрами.
Вася смущался и не пел. Но как-то дед Егор запел старую песню:
Вася не вытерпел и подтянул.
Постепенно смелея, мальчишеский звучный альт вырвался из хора, взлетел вверх и зазвенел над другими голосами.
Дед Егор изумленно замигал:
— Ну и голосина у тебя, милок! До сердца достанет! Хорош, лучше некуда!
В этот вечер глаз шарманщика подолгу останавливался на мальчике. По дороге к дому, когда они остались вдвоем, дед Егор спросил:
— А что, Вася, пошел бы ты со мной?
Вася растерялся:
— Я? Пошел бы! Только как дома скажут?
— Помалкивай, — обнадежил старик. — Сам поговорю... Завтра после обеда я тебе мигну, и ты сразу уходи. Без тебя мне способней будет завести разговор. Понял?
После обеда Вася не спускал глаз с деда Егора. Старик подождал, когда в избе остались только Катерина Семеновна и Иван Степанович, и подал мальчику условный сигнал. Васю как ветром выдуло из избы. Пробравшись под окно, он, скрючившись в три погибели, устроился на завалинке.
— Так и лишился Васька места, — доносился из избы голос отца. — Сам ушел, не вытерпел, и правильно сделал, потому у нас в роду никогда мошенники не водились. А теперь ему дороги нет: купцы-то все в одну дуду дудят.
Дед Егор отвечал тихо:
— Вот я и говорю: пусти. Наше дело чистое — музыку играем, песни поем, народ радуем. Голос у Васи — клад золотой! Глядишь, и заработаем на зиму, все семье подспорье.
Вася насторожился. Он услышал, как засморкалась мать, откашлялся отец.
Снова заговорил дед Егор:
— Назад приведу в целости и сохранности. Меня вы знаете, худому не научу.
— За это не боюсь. К Ваське худое не пристанет, не баловной он парень, — сказал отец.
— Он для меня как родной, — перебил шарманщик. — Хороший малец, безо лжи и хитрости. Со мной походит, места новые увидит, людей поглядит, ведь это все на пользу, в жизни пригодится...
— Да-а, — всхлипнула мать, — не ровен час что случится, а я и знать не буду!
— Да ничего не случится, мам! — крикнул Вася и, спохватившись, что выдал себя, опрометью шарахнулся за угол.
— Васька, иди в избу! — позвал отец.
Вася виновато поплелся домой и нерешительно встал на пороге. Мать вытерла глаза:
— Васенька, говорили мы тут, чтобы отпустить тебя...
— Чего ты ему рассказываешь, когда он своими ушами все слыхал? — отец засмеялся. — Ну, отвечай, пойдешь с Егором Васильевичем? Как на духу, правду говори, хочешь или пет?
— Пойду! Ой, тятя, пойду! Мама, мы денег заработаем, тебе принесем. Правда, дедушка Егор?
— Неуж нет, чистая правда, — серьезно подтвердил шарманщик.
— Я не против. Что теперь мать скажет, тому и быть, — махнул рукой Иван Степанович.
— А когда уходить собираетесь? — сдалась Катерина Семеновна и, не дожидаясь ответа, быстро ушла за печку.
«Плачет, — подумал Вася и рванулся за матерью, но вдруг остановился. — Ну что ж теперь делать? Ведь надо же мне деньги зарабатывать? Не маленький уж, без толку на базаре торчать». И, стиснув зубы, он сел рядом с дедом Егором.
Дед Егор молча посмотрел в окно, потом повернулся в сторону печки и громко сказал:
— А хоть и завтра. Тут на пристани баржа стоит, на Сызрань отправляется. Баржевик мне знакомый, нас посадит. Из Сызрани подадимся в Нижний... Города богатые, народу много.
Утро началось так же, как всегда. Сердито жужжала толстая муха, стараясь лобастой сине-зеленой башкой прошибить оконное стекло. У печки хлопотала мать. Что-то бубнил отец. В сенях кашлял и никак не мог откашляться дед Егор. И вдруг Васю точно окатили холодной водой: он вспомнил, что сегодня, сейчас, ему надо уходить отсюда. Надолго. Может, на целый год... Он собрался в комочек и уткнул лицо в подушку. А вдруг раздумал шарманщик и сегодня они никуда не уйдут?
Один бы денечек еще дома пожить. С Васятой они попрощались вчера — вот он удивится, если Вася сегодня к нему заявится! Вася представил себе, как приятель сначала удивленно выпучит глаза, а потом обрадуется: «Васька, раздумал? Во хорошо!».
А что потом? Опять Круглый базар? «Малец, подсоби донести!», «Мальчик, ты умеешь дрова колоть?», «Эй, парень, догляди за лошадью, я в трактир забегу!» Это еще хорошо! А то никто не позовет — никому ничего не нужно от слоняющегося по базару мальчонки.
Опять смотреть, как, вернувшись с поисков работы, отец растянется на лавке и, закрыв глаза, притворяется, что спит, чтобы ни с кем не говорить... Нет. Надо идти! В один мах Вася спрыгнул с печки.
Отец уже собрался уходить и стоял в дверях.
— Вот и хорошо, что проснулся. Я было идти хотел. Надо мне в одно местечко сходить, там работенку обещали... Ну, прощевай, уж не буду дожидаться вас провожать. Дальние проводы — лишние слезы! — Иван Степанович обнял Васю одной рукой и тут же, легонько оттолкнув, шагнул за порог.
Мать стояла, прижавшись лицом к печке. Худые плечи вздрагивали.
— Мама, я же на заработки иду, ну зачем ты плачешь? Может, на корову заработаю. Ты ведь хочешь корову-то? Слышала, как дед Егор говорил, что города там богатые...
— Бог с тобой, Васенька, а только жутко мне. Никогда ведь ты в такую даль не отлучался.
— Да ведь не маленький я, — обиделся Вася. — Иначе Залогин бы меня приказчиком не ставил.
Это был самый убедительный довод. Конечно, мать нашла бы, что возразить, но сердце подсказывало ей, что лучше промолчать. Улыбнувшись через силу, она погладила Васю по голове:
— Егор Васильевич с шарманкой на базар пошел, говорит: поиграю напоследок, соберу малость деньжонок, в дороге пригодится. Тебе приказал там его искать.
— Тогда, мам, я пойду! — заволновался Вася. — А то ну как он без меня уедет? Подумает, что я не хочу...
Вася обхватил мать за шею и крепко поцеловал в щеку. С картузом в одной руке и с узелком, в котором была завязана сменка, под мышкой, он выскочил на улицу и сразу же споткнулся — слезы застилали глаза.
