Что-то должно было подтолкнуть его к борьбе. Но кто мог предположить, что это сделает Хоув, решивший использовать первую крупную телевизионную трансляцию из палаты общин для антипиара позиций действующего премьер-министра?
Во вторник, 13 ноября, парламент собрался в полном составе, словно предчувствуя нечто особенное. За несколько лет до этого, описывая манеру Хоува выступать, лейборист Дэнис Хэйли сравнил ее с «атаками мертвой овцы». В тот день он наверняка взял бы свои слова обратно.
Нет, Джеффри не изменил своей привычной интонации, она была все такой же размеренно-монотонной. Но в его выступлении было что-то действительно опасное. Начал он с того, что сразу же отбросил все вопросы о причине своего ухода в связи с «несхожестью стилей»:
– За последние восемнадцать лет я присутствовал на семистах заседаниях теневого кабинета и кабинета министров, провел свыше четырехсот часов на более чем тридцати саммитах – вряд ли здесь уместно говорить о несхожести стилей.
Затем Хоув перешел к главной теме своего выступления – взаимоотношениям Великобритании и Европы. Он поведал собравшимся о нелегких попытках, неоднократно предпринимаемых как им самим, так и Найджелом Лоусоном, изменить мнение Маргарет Тэтчер в отношении Европейского экономического сообщества.
Как вспоминает Джон Мейджор:
– Во время выступления премьер была напряжена от корней волос до пят. И было от чего. Бывший сторонник критиковал ее на глазах всей палаты, всего кабинета!
Джеффри гениально расставил приоритеты, оставив самое интересное и важное на конец своей речи:
– Внутренний конфликт между лояльностью к премьер-министру и верностью тем идеалам, которые я считаю подлинными интересами нашего государства, стал невыносимым. Поэтому я ухожу!
И наконец, последний, решительный удар:
– Пришло время, чтобы другие принялись искать ответ в этом трагическом противостоянии лояльностей. Ответ, на поиски которого я потратил, как мне кажется, слишком много времени.
Едва Джеффри произнес последние слова, Тэтчер повернулась к председателю консервативной партии Кеннету Бейкеру и с досадой прошипела:
– Я не думала, что он сможет сделать что-нибудь подобное.[614]
Выступление Хоува произвело эффект разорвавшейся бомбы.
– Это была поистине удивительная речь! – восклицал Лоусон. – И звучала она намного сильнее оттого, что ее говорил именно Джеффри, самый скромный, терпеливый и снисходительный среди нас.[615]
С ним соглашается и лидер либералов Пэдди Эшдаун:
– Основной эффект произвела именно та размеренность, с которой Хоув доносил свои мысли до слушателей. Нож, вошедший с первых слов в политическое тело премьера, не прекращал поворачиваться до самого конца выступления. Пред нами предстали весь тот яд и злоба, которые за столько лет оскорблений Хоув наслушался из уст миссис Тэтчер. Мне кажется, Джеффри переступил черту между беспристрастностью и местью, но эффект был потрясающим! В конце выступления ее образ оказался полностью разрушен.[616]
Поведение Хоува потрясло не только восставших консерваторов, но и сторонников самой Маргарет Тэтчер. По словам Рональда Миллара, это было что-то незабываемое.
– Еще никогда за мою долгую карьеру в политике работа по уничтожению не производилась с таким продуманным артистизмом. Все было сделано с хирургической точностью. По содержанию, передаче настроения, расстановке пауз это было великолепное политическое убийство. Всего за восемнадцать минут выступления Хоув вырыл политическую могилу, положил в нее тело, произвел эксгумацию и даже успел сделать вскрытие. И все это на глазах его собственной жертвы, которая прослушала все от начала до конца.[617]
При этом самым важным было то, что Хоуву удалось достичь главной цели. На следующий день после его выступления Хезелтайн согласился выставить свою кандидатуру на предстоящие партийные выборы.
– С ней покончено! – признался он Сесилу Паркинсону. – После речи Джеффри у нее нет будущего в политике![618]
Единственной, кто не понимал этого, была сама Маргарет Тэтчер. «О каком противостоянии может идти речь?» – возмущалась «железная леди». Она не просто лидер партии, она – государственный деятель международного масштаба! Она поставила на колени Аргентину и вводила войска в Залив! Она экономический реформатор и человек, победивший профсоюзы! В конце концов, она премьер-министр, трижды избираемый британским народом!
– Я не собираюсь капитулировать, – заявила она в своем интервью корреспонденту «Sun» Чарльзу Муру. – Если кто-то предлагает вам бой, вы его принимаете. Мы будем сражаться![619]
Маргарет верила в победу – и в этом заключался ее первый тактический просчет. Еще ни разу за свою почти полувековую карьеру в политике она не готовилась к предвыборной гонке настолько плохо. Менеджером ее избирательной кампании стал Джордж Янгер, бывший одновременно депутатом округа Эр и председателем Королевского банка Шотландии. Как и следовало ожидать, у него осталось немного времени, чтобы заниматься проблемами миссис Тэтчер в Вестминстере. К тому же Джордж был мало знаком с большинством английских парламентариев, что не могло не создать определенных трудностей с продвижением Маргарет среди заднескамеечников.
Не лучше обстояло дело и с организацией самой кампании. Например, Джон Мур, согласившийся оказать Мэгги полную поддержку, уехал в США, а Норман Фаулер, решивший взять на себя телевидение и радио, ретировался в первый же день.
– Возникает такое ощущение, что никакой кампании не было организовано вовсе, – недоумевал бывший министр в правительстве Маргарет Родс Бойзон. – Сколько я ни выступал на радио и телевидении, призывая голосовать за премьера, со мной так никто и не связался из штаба Мэгги. Зато это неоднократно делала команда Хезелтайна, хотя они знали, что я за миссис Тэтчер.[620]
Единственным, кто сохранил верность Маргарет, был Норман Теббит, устроивший в ее честь яркую пресс-конференцию недалеко от своего дома в престижном районе Лондона Белгравии.
Как показывал опыт прошлых кампаний, для того чтобы выборы прошли успешно, необходимо, чтобы с каждым членом парламента, принимающим участие в голосовании, переговорили как минимум два (!) члена из каждой команды. Выяснили его мнение и, если надо, заручились поддержкой. Что же произошло на этот раз?
Тим Белл и Кен Блейкер решили пройтись по списку тех парламентариев, которые собирались голосовать за Маргарет. Обнаружив там сорок шесть людей Хезелтайна, Кен снял трубку и принялся их обзванивать.
– Ты будешь голосовать за Маргарет? – задавал он всем один и тот же вопрос. Услышав в ответ «да», имя депутата просто вычеркивалось из «черного» списка.[621]
И наконец, последняя и, возможно, самая непростительная ошибка – отъезд Маргарет в Париж для подписания договора о сокращении вооружений. Данный документ имел большое символическое значение, свидетельствуя об окончании «холодной войны». На три дня (с 18 по 20 ноября) в Париже были запланированы встречи руководителей ведущих мировых стран – Джорджа Буша-старшего, Франсуа Миттерана, Михаила Горбачева и Гельмута Коля. Тэтчер считала, что не может пропустить такое событие. К тому же своим появлением она недвусмысленно давала понять, что выполнение долга и отстаивание интересов Британии беспокоят ее куда больше, чем борьба за голоса в Вестминстере.
Но так ли ее поняли консерваторы?
– Это безумие! – не скрывая своих эмоций, возмущался Алан Кларк. – Партия ни на йоту не выигрывала от ее поездки на саммит в Париже. Это лишь сделало Маргарет в наших глазах еще более высокомерной. Хезелтайн, напротив, все это время был в центре событий, подбодряя своих сторонников и принимая от них пожелания удачи.[622]
