— Рад бы, но не могу… Передайте его Герману, пусть определит куда-нибудь.
Последние слова предназначались двум вошедшим в кабинет конвоирам. На Кевина надели наручники, он не сопротивлялся — понимал, что это бесполезно. Перед тем как выйти, взглянул на полисмена.
— Какая же ты все-таки сволочь! — презрительно сказал он. — Из-за таких, как ты, все проблемы.
— Статью за оскорбление еще тоже никто не отменял, — вслед ему бросил полисмен.
В следственный изолятор Кевина везли на глайдере. Он смотрел на город с высоты птичьего полета и думал о том, как глупо все получилось. Может, попытаться сбежать?
Увы, шанса убежать у него так и не появилось. Глайдер опустился во внутреннем дворике тюрьмы, Кевина передали суровому молчаливому надзирателю. Все формальности уладили за несколько минут, при этом Кевин отказался расписаться в какой-то бумаге. Впрочем, это ничего не изменило. Прошло еще немного времени, и его втолкнули в переполненную камеру, в ней находилось не меньше двадцати человек. Рядовой обыватель на его месте наверняка пришел бы в ужас оттого, что оказался в обществе уголовников. Кевина это не беспокоило — он вырос в трущобах, этот мир был ему знаком до мелочей. Гораздо больше его беспокоил сам факт нахождения в следственном изоляторе. Кевин понимал, что его провели как мальчишку.
— Это что, — сказал один из обитателей камеры, выслушав рассказ Кевина. — Мой друг пару лет назад уснул на скамейке в парке. Ну выпил перед этим немножко, бутылку под скамейку поставил. Разбудили его уже полисмены. Порылись в карманах его плаща, нашли кредитные карточки какого-то бизнесмена, того пристрелили как раз той ночью. А бутылку с отпечатками пальцев оформили как изъятую с места преступления. Получил он двенадцать лет, сейчас в колонии на Гее. Или на Гемме, не помню.
— Но он же был не виноват? — Кевин недоуменно взглянул на собеседника. — Ведь это нечестно.
— Милый ты мой, да кого это здесь волнует? На Илионе копы зверствуют так, как нигде в Федерации. Здесь все живут за счет туристов, поэтому власти стараются оградить их от всех неприятностей. Им неважно, за что упечь тебя за решетку: ты сядешь за мое дело, я за его, — говоривший указал на соседа по нарам, — он за твое. Если коп видит, кто ты есть на деле, то он непременно найдет, за что тебя посадить. — Но я ведь ничего не сделал!
— Ну так сделал бы, — усмехнулся собеседник. — Днем раньше, днем позже… Мой тебе совет: на суде ни с чем не спорь, соглашайся со всем, что тебе предъявят. Говори, что во всем раскаялся и твердо встал на путь исправления. Тогда отделаешься примерно пятью годами. Может, по молодости вообще дадут не больше трешника. А будешь спорить, загремишь на всю катушку.
— И все равно это неправильно, — не согласился Кевин. — Так нельзя.
— Мое дело предупредить, — зевнул сосед.
Правосудие на Илионе оказалось на редкость скорым. Уже вечером пришел адвокат, но все попытки Кевина убедить его в своей невиновности ни к чему не привели. Удивительно, но адвокат советовал ему то же, что и соседи по камере, — полностью признать свою вину. По словам адвоката, это был единственный способ смягчить наказание.
Утром, около десяти часов по местному времени, за Кевином пришли конвоиры. На него снова надели наручники, вывели во внутренний дворик тюрьмы и усадили в большой тюремный глайдер. Всю дорогу Кевин провел в маленьком зарешеченном закутке, грязном и провонявшем мочой. Четвертьчаса спустя его уже вводили в зал суда… Судьей оказалась пожилая женщина, Кевин воспринял это как хороший знак. Ведь если ей все объяснить, то она поймет, что он невиновен.
Увы, надежды Кевина разлетелись в пух и прах. В коридоре уже ждали новые обвиняемые, у судьи просто не было времени вникать во все детали. А скорее всего, не было и желания. Бегло просмотрев переданный ей протокол, судья, даже не глядя на Кевина, спросила, признает ли он себя виновным.
— Нет, ваша честь, — твердо ответил Кевин. — Не признаю.
Пожалуй, только после этих слов судья по-настоящему на него взглянула, в ее взгляде Кевин уловил раздражение.
— Ваша вина полностью доказана, — строго сказала женщина. — Нежелание признать ее расценивается как отягчающее обстоятельство — это вам известно?
— Мне об этом говорили, — согласился Кевин. — Но я действительно невиновен. У меня не было фальшивых денег, мне их подсунул полицейский.
— Обвиняя полицейского в подлоге, вы оскорбляете всю правоохранительную систему Илионы, — заявила судья и что-то написала в протоколе заседания суда. Потом передала его помощнику. — Восемь лет. Следующий…
— Постойте! Вы не имеет права! — закричал Кевин, но его уже не слышали. Два охранника взяли его под руки и вывели из зала, на смену ему уже входил другой бедолага. Весь судебный процесс, на взгляд Кевина, занял минуты три.
Нельзя сказать, что Кевин был ошеломлен — он был попросту раздавлен. Все происходящее казалось ему дурным сном, такого просто не могло быть.
Из здания суда его отвезли на пересылку — так называли это место конвоиры. Бумаги по делу Кевина перекочевали в руки к новому надзирателю, самого его втолкнули в камеру.
Здесь было не так людно, как в камере следственного изолятора, у Кевина оказалось всего два соседа. Один, мужчина лет пятидесяти, получил четыре года за кражу с территории космодрома. Второй, жилистый парень лет двадцати пяти, избил в ночном баре какого-то чиновника, в итоге получил девять лет за покушение на жизнь государственного служащего. Историю Кевина сокамерники встретили сочувственным смехом.
— Да, парень, не повезло тебе, — покачал головой пожилой мужчина. — Ладно, мы хоть за дело сидим, но ты… Схлопотать просто так восемь лет — это надо постараться.
— С судьей спорил? — не столько спросил, сколько констатировал сидевший напротив Кевина парень.
— Спорил, — признался Кевин. — Да и как не спорить, если я не виноват?
— Ну и дурак, — усмехнулся парень. — Запомни на будущее, дубина: на Илионе с властями спорить нельзя. Здесь это возведено в принцип.
— Мне сказали, что я могу в трехдневный срок подать апелляцию, — вспомнил Кевин. — На чье имя ее писать?
— Апелляцию? — Парень переглянулся со своим соседом, они оба захохотали.
— Нет, ты, конечно, можешь ее подать, дело хозяйское, — отсмеявшись, сказал он. — Но я тебе зуб даю, что в итоге тебе накинут еще года четыре, здесь такое практикуется сплошь и рядом. Если ты и вправду идиот, то пиши, я тебе даже помогу. Но лучше — мой тебе совет — забудь об этой ерунде. Будет только хуже.
Кевин уже имел возможность убедиться в том, как вершится правосудие на Илионе. А потому, после долгих мучительных размышлений, все же счел правильным последовать совету сокамерников.
В камере он провел три дня, за это время соседи Кевина успели смениться — здесь долго не задерживались. Наконец настала очередь и самого Кевина.
Дорога от Илионы до Геммы заняла четверо суток. Все это время Кевин провел в маленькой одноместной камере, таких на корабле были сотни. Три на полтора метра, два метра в высоту. Металлические нары — никаких матрасов, под потолком лампочка в бронированном фонаре. В дальнем конце камеры не менее аскетичный туалет, до половины прикрытый металлической переборкой, рядом с нарами маленький стальной стол и умывальник. Больше в камере ничего не было.
Всю дорогу Кевин мучительно размышлял о своем новом положении. Да, он и раньше постоянно рисковал попасть в тюрьму. Но ведь не попадал, хотя не один год ходил по лезвию. Выбирался из самых сложных ситуаций, и вдруг такой поворот судьбы…
Мысли о судьбе, о ее несправедливости снова и снова приводили Кевина к думам об отце Леониде. Определенно, этот Человек обладал какой-то магической силой. За время недолгого знакомства с ним Кевин успел столкнуться с целым рядом чудес, начиная от доставшегося ему волшебным образом миллиона и заканчивая монеткой, никак не желавшей падать орлом вверх. Отец Леонид предложил поиграть в его игры,
