Военные вертолетчики дислоцировались далеко от Припяти и Чернобыля. Надо перебрасывать ближе…
Пока генерал Н. Т. Антошкин был в пути, Правительственная комиссия решала вопрос об эвакуации. Особенно настаивали на эвакуации представители Гражданской обороны и медики из Минздрава СССР.
– Эвакуация необходима немедленно! – горячо доказывал заместитель министра здравоохранения Е. И. Воробьев. – В воздухе плутоний, цезий, стронций… Состояние пострадавших в медсанчасти говорит об очень высоких радиационных полях. Щитовидки людей, детей в том числе, нашпигованы радиоактивным йодом. Профилактику йодистым калием никто не делает… Поразительно!..
Щербина прервал его:
– Эвакуируем город утром 27 апреля. Всю тысячу сто автобусов подтянуть ночью на шоссе между Чернобылем и Припятью. Вас, генерал Бердов, прошу выставить посты к каждому дому. Никого не выпускать на улицу. Гражданской обороне утром объявить по радио необходимые сведения населению. А также уточненное время эвакуации. Разнести по квартирам таблетки йодистого калия. Привлеките для этой цели комсомольцев… А сейчас мы с Шашариным и Легасовым полетим к реактору. Ночью виднее…
Щербина, Шашарин и Легасов на вертолете гражданской обороны поднялись в ночное радиоактивное небо Припяти и зависли над аварийным блоком. Щербина в бинокль рассматривал раскаленный до ярко- желтого цвета реактор, на фоне которого хорошо были видны темноватый дым и языки пламени. А в расщелинах справа и слева, в недрах разрушенной активной зоны просвечивала мерцающая звездная голубизна. Казалось, будто кто-то всемогущий накачивал огромные невидимые меха, раздувая этот гигантский, 20-метрового диаметра, ядерный горн. Щербина с уважением смотрел на это огненное атомное чудище, несомненно обладавшее большей, чем он, зампред Совмина СССР, властью. Настолько больше, что перечеркнуло уже судьбы многих больших начальников и его, Щербину, способно освободить от должности. Серьезный противник, ничего не скажешь…
– Ишь, как разгорелся! – будто про себя говорил Щербина. – И сколько же в этот кратер, – букву «е» в слове «кратер» он произносил очень мягко, – надо песку кинуть?
– Полностью собранный и загруженный топливом реактор весит десять тысяч тонн, – ответил Шашарин. – Если выбросило половину графита и топлива – это где-то около тысячи тонн, образовалась яма глубиной до четырех метров и в диаметре метров двадцать. У песка больший удельный вес, чем у графита… Думаю, три-четыре тысячи тонн песка надо будет бросить…
– Вертолетчикам придется поработать, – сказал Щербина. – Какая активность на высоте двести пятьдесят метров?
– Триста рентген в час… Но когда в реактор полетит груз, поднимется ядерная пыль и активность на этой высоте резко возрастет. А «бомбить» придется с меньшей высоты…
Вертолет сошел с кратера.
Щербина был сравнительно спокоен. Но это спокойствие объяснялось не только выдержкой зампреда, но в значительной степени его недостаточной осведомленностью в атомных вопросах, а также неопределенностью ситуации. Уже через несколько часов, когда будут приняты первые решения, он станет кричать на подчиненных во всю силу легких, торопить, обвиняя в медлительности и во всех смертных грехах…
27 апреля 1986 года
Рассказывает полковник В. Филатов:
«Было уже далеко за полночь 27 апреля, когда в здание горкома КПСС вошел генерал-майор авиации Н. Т. Антошкин. Еще подъезжая к Припяти, он обратил внимание, что в окнах всех учреждений полыхал полный свет. Город не спал, гудел, как растревоженный улей. В горкоме битком людей.
Сразу доложил Щербине о своем прибытии.
Щербина сказал:
– На вас и на ваших вертолетчиков, генерал, сейчас вся надежда. Кратер надо запечатать песком наглухо. Сверху. Ниоткуда больше к реактору не подступиться. Только сверху. Только ваши вертолетчики…
– Когда начинать? – спросил генерал Антошкин.
– Когда начинать? – удивленно вскинулся Щербина. – Прямо сейчас, немедленно.
– Нельзя, Борис Евдокимович. Еще не перебазировались вертолеты. Надо найти площадку, место управления полетами… Только с рассветом…
– Тогда прямо с рассветом, – согласился Щербина. – Ну, вы меня понимаете, генерал? Берите это дело в свои руки».
Озадаченный председателем Правительственной комиссии, генерал Антошкин лихорадочно размышлял:
«Где взять этот песок? Где мешки? Кто будет их грузить в вертолеты? Каковы маршруты подхода к 4-му блоку по воздуху? С какой высоты бросать мешки? Какова радиация? Можно ли вообще посылать на кратер летчиков? А вдруг пилоту в воздухе станет плохо? Вертолетчиками в воздухе надо руководить – как, кто, откуда? Какие мешки с песком? Твори, генерал, из ничего…»
Продумывал линию дел и поступков:
«Мешки с песком – вертолеты, сбрасывание мешков с песком; расстояние от взлетной площадки до кратера; взлетная площадка – место дислокации; реактор – радиация – дезактивация личного состава и техники…»
Антошкин вспомнил вдруг, что по дороге из Киева в Припять навстречу шла бесконечная вереница автобусовв и частных машин, в которых людей было как в час «пик»… Мелькнула тогда мысль: «Эвакуация?»
Да, это была самоэвакуацня. Часть людей по собственной инициативе покинула радиоактивный город. Уже в течение дня и вечера 26-го апреля…
