А смех все журчал. Он веселился, этот потомок Золотой Орды, подло укрывшись за своим забором.
Что было дальше, я помню отлично, но до сих пор не могу осознать, как это произошло. Вернувшись домой, я выбрал в ванне для мусора бутылку из-под шампанского; там была и другая стеклотара, но мой выбор был именно таков. Спрятав оружие за спиной, я пошел к шалуну.
Хитреца на лето всегда брили под ноль, поэтому я видел, как брызнула кровь из его макушки, после того как бутылка опустилась и раскололась на его большой не по годам голове, а сам диверсант рухнул к моим ногам.
Татарчонка еле-еле откачали. Он на всю жизнь остался заикой. А я от испуга забился в силосную яму, просидел там всю ночь и схватил воспаление легких. Но что самое интересное, когда мы оба поправились, все закрутилось по старой схеме, но только уже на новом уровне. Татарчонок издевался изощренней прошлого — я боялся пуще прежнего.
Так, все, хватит о делах минувших! Было и прошло! Мне же всего тридцать три! И раз я еще не умер, значит могу начать все сначала! Надо только сделать верные выводы из постылого прошлого, чтобы не повториться в будущем.
С такой думой я влез в автобус № 178.
22.25 — по проспекту Художников.
— Граждане, есть среди вас доктор? — затрапезного вида субъект стоял посреди салона и ехидно осматривал пассажиров.
— Вот вы, мне кажется, настоящий врач! — наконец выбрал он крупного, пожилого мужчину в нутриевой шапке, просматривающего газету.
— Скажите, вот если у меня рябь в глазах… Как у советского телевизора, то вдруг накатит, то отступит. Это что? Сердце пошаливает?
— Ну почему обязательно сердце, — чуть свысока, возразил мужчина, переворачивая газету, — может печень или почки…
— Откуда это в голове почки?! Ты что говоришь-то?! — возмутился больной и радостно добавил: — Тю-у-у, да ты фельдшер, наверное!
— И почки и печень связаны с головным мозгом, — попытался оправдаться мужчина.
— О-о, с мозгами у меня все в порядке! А вот ты, по-моему, разомлел от духоты-то! Эй, водила, гаси печки! — закричал неуемный пациент в сторону кабины водителя, потом заговорщицки подмигнул мне и снова обратился к сконфузившемуся мужчине:
— Я же шуткую, братишка! Сейчас булькнул на остановке 300 грамм, дай, думаю, пошуткую!
— Ну все равно, имейте в виду… — наставлял мужчина, шурша прессой.
— Я и так у всех на виду! Мне доктор говорит: «Не пить, не курить!» А я продолжаю: «И не дышать! Скальпель тебе в дышло!» — Нет уж, мой курс — только вперед!
— Много вас таких отчаянных по больницам с инфарктами и инсультами… — не выдержал мужчина.
— Пусть! — перекрыл его бесстрашный «штурман». — Хоть бы и трижды инвалид, а телефон-то на что?! Снял трубку: «Ало! Братишка, а ну-ка, подкинь мне «малыша»!»
— Разумно надо, разумно, — опять сник мужчина.
— Эх, землячок, когда разумно, тогда понятно! Когда разумно, то все плохо. Хорошо, когда только вперед! — заключил шутник, ринулся к выходу и исчез в черноте за дверьми автобуса.
«Вот она — натура! Вот он — незамутненый разум! — застонал я от восхищения. — Вот чего так не достает мне! Да и не только мне. Многие пытливые умы обращали свои взоры в народные толщи в поисках таких вот титанов. Ибо где бы ни объявлялись они, в какой области человеческой деятельности, везде и всегда дойдут они до самой сути и всколыхнут устои, прокладывая тем самым дорогу в будущее! «Только вперед!» — вот их формула успеха! А я переворошил свое собственное «Я» вдоль и поперек и не сдвинулся с места ни на шаг. Кто Я? Что Я? Я это или не Я? С какой Я буквы? С гласной или согласной? Если с гласной, то что провозглашаю? А если с согласной, то с какой? Звонкой или глухой? А может я вообще не согласный! Так почему же приходится постоянно соглашаться?! Господи! Боже праведный! Сплошные несогласования! А жизнь проходит, и мне уже тридцать три! Скоро сорок, а там и смерть не за горами…»
И вдруг — откровение: «Так значит, терять мне уже нечего?! Значит можно рвануть напоследок, вот так вот — только вперед! Ох, как хорошо!» — и сразу мне стало легко и радостно, как в далеком детстве, когда я лежал на своей кровати у окна и слушал долетающий с железной дороги стук колес проходных поездов, и вся жизнь была еще впереди, такая интересная и необыкновенная. Я зажмурился, чтобы ничто не мешало мне наслаждаться этим упоительным состоянием, но…
В салон ввалились трое: рослые и бескомпромиссные.
«Контролеры!» — сразу понял я.
— Предъявляем проездные документы!
Ну конечно же, ко мне подошли в первую очередь. И, конечно же, застали меня врасплох. Потому что я тут же предъявил студенческую единую проездную карточку своей жены. А ведь этого делать было нельзя! Сколько раз я зарекался и вот опять попался!
— Студенческий есть?
Под модной кепкой блуждала сардоническая улыбочка.
«Ну естественно, ему это очень интересно!» — с обреченным злорадством в ответ усмехаюсь и я.
— Так что насчет документа?
— Нету, я…
— Давай на выход, — «кепка» забирает у меня карточку и движется к выходу, делая тайные знаки своим подельникам.
«Почему он разговаривает со мной в таком тоне?» — думаю я и выхожу из автобуса, конвоируемый с трех сторон.
— Так, смотри сюда, — прыщавый грамотей переворачивает проездной документ и, ведя огромным пальцем с желтым ногтем, читает: — Без печати и студенческого билета не действительна.
— Нам не выдают студенческого, — говорю противным, жалостным голосом.
— Как не выдают? — подскакивает второй.
— Где это ты учишься? — наседает третий.
Я даже отступил:
— В учебном комбинате…
— Чего?! Каком комбинате, бля?! Печать политеха стоит!
— Ты кому трешь, харчок?!
— Где ты ее купил? У метро?
Они меня изничтожали.
— В политехническом комбинате, — попробовал отпарировать я на последний выпад.
Хохот.
— В общем, будем исходить из того, что у тебя студенческого нет, — подытожил первый.
— Так что давай разбираться по-честному — двадцать рэ.
— Да у меня же… — зашарил я по карманом и с ужасом нащупал полтинник: «Отберут все, как пить дать!»
— Нет таких денег, ребята…
— А какие есть?
«Все. Взяли в оборот».
Вслух:
— Да я из больницы еду. Помыться отпустили…
— А, ну, иди подмойся, а потом подходи за карточкой, — сказал один и все тут же бросили меня.
Резво перебежав через дорогу, контролеры скрылись в кафе «Фламинго».
— Отобрали? — спросила, стоявшая неподалеку, тетка с ярко накрашенными губами.
Я горестно кивнул, но тут же спохватившись, смачно сплюнул и сказал:
