из яшмы, и высокое позолоченное зеркало, стоящее около изножья кровати.
— Это покои моего дяди, — ровно сказал Стерлинг. И в ответ на ее удивленный взгляд добавил: — Диана жила в Девонбрук Холле в полном одиночестве с тех пор, как он умер шесть лет назад. Я был в армии больше десяти лет. А в тех случаях, когда все-таки приезжал в Лондон, предпочитал останавливаться у Тейна.
Лаура отважилась на робкую улыбку.
— Полагаю, вы служили не в пехоте, не так ли?
— Я был офицером, — мягко ответил тот.
Лаура с трудом подавила желание вытянуться в струнку и отдать ему честь.
— Вот почему вы так привыкли, что все окружающие дерутся за право исполнять ваши приказы.
— Все, кроме вас, конечно. — Он шагнул к столу и плеснул себе в бокал янтарную жидкость.
Она была неправа насчет бренди. Это был его главный напиток сегодня вечером. Вероятно, ему требуется чем-то взбодриться, раз она сидит прямо у него перед глазами.
Он сел задом наперед на изящный чиппендейловский стул и махнул бокалом в ее направлении.
— Не хотите объяснить, что заставило вас бродить глубокой ночью по этому старому и замшелому склепу?
Лаура опустилась на изогнутую кушетку напротив него. Подушки на единственном краю диванчика были еще теплыми, как будто кто-то только что спал на них.
— Я потерялась.
— Тогда примите мои искренние соболезнования. — Он глотнул алкоголь. — Я часто терялся в этом доме, когда был ребенком. Однажды даже оказался в комнате для солнечных ванн посреди ночи, сражаясь не на жизнь, а на смерть с виноградной лозой. Следующим утром Диана нашла меня крепко спящим на полу, с лозой обвитой вокруг шеи.
И хотя в его тоне не было и следа жалости к себе, у Лауры заныло сердце от представившейся картины.
— Если бы ваш дядя был еще жив, я бы ни за что не осмелилась выйти из своей комнаты. — Она передернулась. — Собаки даже близко так не пугают, как его портрет.
— На нем еще очень лестное сходство. Я всегда говорил, что, должно быть, он приплатил художнику, чтобы тот убрал рожки и хвост и нарисовал его с тростью в руке вместо обычных вил.
— Из этого я заключаю, что вы с ним не были близки.
— О, мы были, примерно, как сошедшиеся в смертном бою.
— Но он умер. А вы остались живы. Значит, именно вы победитель.
Стерлинг поболтал бренди в бокале, его глаза затуманились.
— Иногда я уже не так в этом уверен. — Его взгляд стал резче, он сосредоточился на ней. — Вы так и не ответили на мой вопрос. Что заставило вас идти сюда? В мою спальню.
И что ей на это отвечать? Что она тоскует по дому? Чувствует себя одинокой? Злится, что он бросил ее в первую брачную ночь?
Он склонил голову к плечу.
— Ну же, дорогая. Я так и вижу, как в твоей маленькой головке плетутся кружева очаровательной выдумки. Так почему бы тебе не сказать правду? Уверен, что с практикой это перестанет быть таким болезненным.
Лаура выпрямилась и пристально посмотрела на него.
— Отлично. Я устала ждать, когда же вы соизволите придти ко мне в постель, и решила поискать вашу.
Стерлинг в этот момент как раз пил бренди, и Лаура почувствовала себя отомщенной, когда он им подавился. Он поставил бокал на ковер около кресла и вытер навернувшиеся на глаза слезы.
— Пожалуйста, продолжайте. Я нахожу вашу искренность очень освежающей.
— Ну, традиционно муж приходит к жене в первую брачную ночь. Я, конечно, понимаю, что это не совсем честно. Учитывая нетрадиционные обстоятельства нашего … гм, ухаживания, думаю, я не имею права ждать, что у нас будет традиционный брак.
— О, думаю, на самом деле вы найдете его как раз очень традиционным. Особенно по сравнению с теми, что привычны в социальных кругах, где мы будем вращаться.
Она нахмурилась.
— Как это?
Он пожал плечами.
— Природа брака сама по себе подразумевает, что самый успешный брак — тот, который основан на удовлетворении нужд.
Лицо Лауры прояснилось. Вот сейчас они хоть к чему-то пришли. В этот момент ей нужнее всего было оказаться в его объятиях.
Стерлинг оперся скрещенными руками о спинку стула.
— Титулованный джентльмен, отец которого давно растратил семейное состояние, женится на дочери богатого торговца, чтобы пополнить свою мошну. Молодая особа, пристрастившаяся к карточной игре, ищет в мужья джентльмена, чтобы и впредь потакать своим привычкам. Второй или третий сын сватается к молодой женщине благородного происхождения, которой как раз случилось обзавестись щедрым приданым.
Улыбка Лауры увяла.
— Но что насчет привязанности? Преданности? Желания? — Она прикусила еще одно слово, которое очень хотелось произнести.
Стерлинг покачал головой, его лицо стало почти жалостливым.
— Большинство леди и джентльменов, с которыми я знаком, предпочитают искать эти удовольствия за пределами границ брака.
Какой-то краткий момент Лаура сидела молча, потом встала и подошла к камину. Глядя в гипнотизирующие языки пламени, она сказала, тщательно выбирая слова:
— Итак, вы женились на мне просто потому, что вам необходим наследник, а у меня есть возможность предоставить его вам. И сейчас, когда вы исполнили свои обязанности, остается только выяснить, исполнила ли я свои.
— Думаю, это достаточно честно.
Лаура развязала пояс халата, одновременно поворачиваясь лицом к Стерлингу. Секундой позже халат соскользнул с ее плеч и растекся маленькой лужицей на согретом мраморе пола.
Стерлинг замер и закостенел, в его глазах плясали языки пламени. Лаура почти что видела в них свое отражение. Почти видела, как свет пламени превращает шелк ее ночной рубашки в поблескивающую вуаль, которая только подчеркивает длинные, стройные ноги, розовые выпуклости сосков и почти неуловимую тень внизу живота.
Она мягко подошла к нему. У нее было очень мало опыта игры в соблазнительницу, но сейчас она не играла. Она была убийственно серьезна.
— Поскольку нам еще только предстоит выяснить, привели ли к успеху ваши усилия, мой лорд, думаю, даже в вашем социальном кругу нашлись бы люди, которые бы сочли, что вы были не слишком усердны.
Она подошла еще ближе, и Стерлинг поднялся на ноги. Его осторожность осталась единственным барьером между ними.
— Лаура, вы думаете, что делаете?
— Просто выполняю свои обязанности, — прошептала она, обвивая рукой его шею и притягивая его губы к своим.
Их дыхание смешалось с мучительными ударами сердца, и Стерлинг издал горловой стон. И между ними не стало никаких барьеров. Остался только его язык, хозяйничающий в сладости ее рта, его руки с силой обнимающие ее, и его тело, каждым изгибом и впадиной прилегающее к ее телу так, словно большую часть жизни он провел, запоминая их расположение. Когда Лаура ощутила, как он прижимается к мягкости ее живота, она поняла, почему он так старался держать ее на расстоянии вытянутой руки. Почему он настаивал, чтобы ее разместили в покоях на другой стороне земного шара. Его сердце так и не простило ее
