Один из учеников Лейбница, Вульф, зашел еще дальше: «Правительство должно иметь право и обязанность принуждать каждого к работе, устанавливать заработную плату и цену товаров, заботиться об устройстве хороших улиц, прочных и красивых зданий, услаждать зрение обывателей радующими глаз картинами, а уши — музыкою, пением птиц и журчанием воды, содействовать общественному развлечению театральными представлениями и другими зрелищами, поощрять поэзию, стараться о школьном воспитании детей, наблюдать за тем, чтобы взрослые прилежали добродетели и благочестию». (Прим. науч. ред.)
317
Бугиков А. А. Россия, которой не было. М., 1997.
318
Бугиков А. А. Россия, которой не было. М., 1997.
319
«Эксперт», № 1, 2008 г.
320
И может быть, самое страшное — «великие реформы» вобьют клин огромных размеров между двумя группами россиян: одним из них в приказном порядке велено европеизироваться, другим это категорически запрещено. Пройдет два-три поколения, и «народ» — т. е. 98 % населения, почти перестанет понимать остальные 2 %. Даже язык, вроде бы один и тот же русский язык, у этих слоев изменится, и говорить они начнут все больше по-разному. (Прим. науч. ред.)
321
В точности как потом гимном стало: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим…» Только слово «насилья>> здесь неуместно. Полная противоположность.
322
Восхваляя административный гений Петра, пусть попробует уважаемый читатель прочесть хотя бы пару петровских Указов. Ей-богу, ум за разум зайдет. Длинно, путано (тогда стиль не только письма, но и разговора был подобный. На это скидку надо делать. Это называлось — велеречивость. — Прим. ред.), непонятно. Многословие и словоблудие в духе устных выступлений без бумажки первого Президента СССР. При этом требовалось непререкаемое исполнение от точки до точки. Что мог уразуметь из этих документов забитый и запуганный произволом петровский чиновник — уму непостижимо.
323
Даже собственные потомки Петра, мягко говоря, не были в восторге от его деятельности. А. А. Мосолов, царедворец времен Николая II, оставил такое свидетельство: «Столбцы газет были переполнены воспоминаниями о победах и преобразованиях великого Петра (в связи с 200-летием Петербурга). Я заговорил о нем восторженно, но заметил, что царь не поддерживает моей темы. Зная сдержанность Государя, я все же дерзнул спросить его, сочувствует ли он тому, что я выражал.
Николай II, помолчав немного, ответил:
— Конечно, я признаю много заслуг за моим знаменитым предком, но сознаюсь, что был бы неискренен, ежели бы вторил вашим восторгам. Это предок, которого менее других люблю за его увлечение западной культурой и попирание всех чисто русских обычаев. Нельзя насаждать чужое сразу, без переработки. Быть может, это время, как переходный период, и было необходимо, но оно мне несимпатично».
324
Известна цифра, названная П. Н. Милюковым: мол, к 1710 г. исчезло 20 % тяглого населения Московии. При этом Павел Николаевич считал, что не все из этих 20 % погибли, по крайней мере третья часть тех, кого недосчитались, — просто беглые или ушедшие в разбойники. (Прим. науч. ред.)
325
Мы до сих пор изучаем историю Российской империи, написанную от имени 2 % населения и представителями этих 2 %. А ведь в стране жили не только дворяне и европеизированные чиновники- разночинцы. Образ жизни, образ мышления и культурные нормы, которыми руководствовались 98 % населения, для современной исторической науки словно бы не существуют. А стоит копнуть поглубже, и мы увидим огромное и очень демократичное общество. (Прим. науч. ред.)
326
Когда в 1712 г. Петр венчался с Екатериной, их дочери, Анна (впоследствии супруга герцога Голштинского) и Елизавета (будущая императрица Елизавета Петровна), бывшие тогда в возрасте 5 и 3 лет, исполняли на свадьбе обязанности фрейлин.
327
