Он принялся неловко, цепляясь за седло, слезать на землю, в то время как десятник с явной неохотой дал команду остановиться и остальным.
— Долго вы вообще будете нас таскать по этим сугробам, пан умник? — раздраженно спросил офицер. — Вы говорили, что сразу определите место.
— Еще минуту! — Луазо отчаянно возился со своими штанами, боясь слишком сильно их приспустить, чтобы не обморозить немаловажные части тела. — Мы подъедем еще совсем ненамного, совсем ненамного, пан десятник! Я ж вам говорил, что почти определил нужное место, там очень кстати имеется весьма симпатичный бугорок соответствующей высоты, на него-то мы и… А, черт, проклятый шнурок… Соответствующей высоты, чтобы достаточно прицельно и сильно… э-э… Послушайте, пан Лаховский! Вы не могли бы отвернуться и приказать, чтобы отвернулись ваши люди? Все же мне очень неловко…
— Тьфу! — не выдержал десятник. — То не бросай его одного, то отвернись! Эй, папове, повернитесь спиной к пану инженеру. И коней поверните, он и их стесняется… С вами голову потерять можно, пан инженер! Делайте уж скорее, и поедем.
— Сейчас-сейчас! Сию минуту. Боже мой, но как же здесь холодно… Сию…
На этом слове Луазо вдруг умолк. Десятнику, остановившемуся ближе всех к тому месту, где спешился инженер, показалось, будто тот икнул то ли кашлянул. Стало тихо.
В конце концов, терпение десятника лопнуло.
— Ну, и долго еще нам ждать?! — рявкнул он. — Как можно на таком морозе столько времени торчать посреди поля с голым задом? Если у вас…
Он хотел сказать: «Если у вас запор…», но осекся на полуслове. Француз исчез! Конь инженера стоял на прежнем месте, но — один-одинешенек. Больше никого. Перед десятником расстилалось бескрайнее поле, поблизости торчали из снега жидкие кустики, с редкими не облетевшими листочками на тонких ветвях, среди которых уж никак не мог спрятаться человек. И все!
— Эй, куда он делся?! — пан Лаховский невольно о шутил, как по его спине холодными каплями сползает внезапно выступивший пот. Что, черт побери, это может означать?! Не дьявол же утащил под землю пана инженера! — Эй, ребята, кто видел француза? Только что был вон там!
Поляки растерянно переглядывались. Пропасть пану Луазо было решительно некуда.
Лаховский в полной растерянности проехал несколько шагов, поближе к коню инженера: что, если тот, как литовский татарин, вздумал показывать фокусы — повис за седлом, вытянув ноги вдоль лошадиного крупа, и подсмеивается про себя над испугом своих спутников? Да нет, вздор, ничего эдакого француз не умеет, он и в седле-то мешок мешком! Конечно, нет его ни в седле, ни за седлом. Совершенно ни к месту вспомнились пану рассказы бабушки Янины о волколаках, об упырях и о терзаемых жаждой человеческого мяса мертвецах, по ночам встающих из могил. Очень неуютно стало пану Лихосскому. Очень страшно — посреди бесконечного ночного пространства…
— Пан инженер! — срывающимся голосом крикнул десятник. — Вы где?!
Ответил ему только легкой порыв ветра, погладивший его по щеке невидимой холодной рукой. А потом в двух шагах от него, прямо на земле вдруг вспыхнул огонек. Конь прянул под паном офицером.
— Это еще что? — ахнул десятник.
«Тс-с!»
С этим странным звуком с земли привстала обыкновенная заснеженная кочка, и в тот же миг хлопнул выстрел. Понять, что огонек был зажженным фитилем, пан Лаховский так и не успел…
Минутами ранее Санька шепнул «Скачут!», и вся троица разом, по отработанной привычке, повалилась ничком в снег, совершенно слившись с белым полем. Место для засады указал Фриц. Если Луазо выбирает позицию для оставшейся у поляков осадной пушки, то его внимание неизбежно привлечет холмик на приличном удалении от крепости.
Сперва им показалось, что Санька ошибся — было тихо, только слышалось, как перекликаются часовые в таборах. По ночам между польскими лагерями вообще не было никакого движения. Ну, а видная отсюда черная громада Стены, казалось, поглощает и свет, и звук. Но вот все явственнее заскрипел снег, взрываемый подковами, и вскоре вблизи показались неясные контуры всадников. Три, четыре, пять… Один двигался впереди, постоянно озираясь вокруг.
Лазутчики замерли: верховые почти поравнялись с ними. Вот фыркнула одна из лошадей, вот вторая. Конечно же, они почуяли людей, но запах человека не вызвал у них тревоги — в лагере все так пахнут.
Григорий с Фрицем обменялись знаками на пальцах — они? они! ты берешь этих двух, а я этих, — как раздалась громкая польская речь, со страшным акцентом: «Пан Лаховский, не прикажете ли вы остановиться? Прошу прощения, но у меня возникла необходимость…»
Свалив Лаховского и мгновенно сунув за пояс разряженный пистолет, Григорий вскочил и ринулся со шпагой на оставшихся поляков. Те, завопив поначалу больше от изумления, нежели от страха, схватились за сабли. Однако с двух сторон грянули еще два выстрела, и двое, в свою очередь, рухнули с седел на землю. Кони заржали, вскинулись на дыбы.
Фриц метнул кинжал, но не попал, и последний, видя, как три ожившие снежные кочки расправляются с его спутниками, дал коню шпоры и помчался назад, к королевскому лагерю.
— Оставь! — Майер, видя, что Григорий окоченевшими руками пытается перезарядить пистолет, схватил его за руку. — Пускай удирает, не до него. Выстрелы все равно уже слышали: в мороз звук разносится далеко. Скорей хватай коня! Быстро в седла! Алекс! — тут он перешел на русский, — слишаль? На коня! Шнейль! Гриша, принимай добычу!
Фриц с необычайной ловкостью подхватил с земли бесчувственного Луазо, которого до того прикрывал на земле своим белым плащом, и вскинул поперек польского седла, в которое уже взлетел Колдырев.
— Ну и смердит, — перекосился Григорий.
Они уже миновали первый табор, уже неслись на всем скаку вдоль Днепра, когда со стороны королевского лагеря устремились на перехват лихие венгерские кавалеристы. Но и в этот раз они безнадежно опоздали.
Отд?лъ 10
Иди и смотри
(1611. Январь — апрель)
Знаете, что делается в Смоленске: там горсть верных стоит неуклонно под щитом Богоматери и разит сонмы иноплеменников!
Тайна
(1611. Январь)
— Клянусь вам, пан воевода! Клянусь, я рассказал все, что мне известно! Я только выполнял приказы короля!.. Но я совершенно уверен, что его величество и не собирался больше вести подземную войну. Это слишком дорого, слишком долго и слишком опасно. Король потерял в этих тоннелях множество своих солдат! Мощные пушки тоже не дают полной гарантии, но они хотя бы позволяют сохранить людей, армию… Я как раз и должен был рассчитать позицию для уцелевшей пушки, когда меня захватили ваши люди.
