Стена

— Крыса!!!

Григорий подхватил выроненную караульным пищаль и выскочил из ворот. Фигура бегущего была не так далеко, примерно в трех десятках саженей. Григорий еще мог его догнать. Он бросился следом, но тут из-за польских укреплений вылетел конный разъезд. Было слышно, как трещат перья на крыльях у них за кирасами.

Колдырев заставил себя остановиться на уровне последней линии срубов с землей. Опустился на одно колено, чтобы лучше прицелиться, положил пищаль на край сруба, выровнял дыхание, прищурился… Ах, почему с ним нет Фрица?

Грянул выстрел, но разъезд уже окружал беглеца. Зашатался в седле один из поляков. Верховые развернулись, принялись стрелять в ответ. Пули выбивали щепу из бревен.

Колдырев брел к Стене, волоча пищаль за собой…

— Упустил я его, воевода, моя вина… — Гриша, потупясь, растирал по лицу пот, перемешанный с пороховой гарью, и, казалось, сосредоточенно рассматривал сапоги воеводы.

Но, казалось, ни Шеин, ни стоящий в шаге за ним у окна терема Фриц совсем не были удручены.

— Не скажи. Не уйдет он от Смоленска, Гриша. Знаю: не уйдет. Либо Сигизмунд с ним золотом поделится, либо он сам у Сигизмунда часть того золота украдет. А только крыса снова сюда пожалует.

Сказав это, воевода побледнел еще сильнее и, как ни старался, вынужден был опереться на вовремя подставленную руку Майера.

— Прости, Фрицушка. Пошатнуло. Как сильно бьет пуля-то!

— Хорошо, что он целиль в грудь, — заметил Фриц. — Быль бы я на его место, я бы стреляль в голёву… Но ты обещаль мне показывать твой кираса, воевода.

Шеин, усмехнувшись, распахнул кафтан. Под ним блеснул юшман — из крупных пластин стали, скреплённых кольцами, поверх кожаной основы. Пластины, будто чешуя, внахлест находили краем одна на другую, надежно прикрывая грудь. Одна пластина на уровне сердца напоминала теперь чашу цветка, выгибаясь краями наружу.

— Этот панцирь в четыре раза прочнее кольчуги и во много раз надежнее обычного зерцала, — сказал Михаил, заметив уважительный взгляд Фрица. — Московские мастера по особому моему заказу делали. Нравится?

— О, да! — воскликнул Майер. — Я думаю, когда люди изобретут еще более сильный оружие, такой защита будут носить многие.

Михаил, хмурясь, застегивал кафтан, порванный на груди.

— Думаешь, люди никогда не перестанут друг друга убивать? Так, что ли? — спросил он Майера.

— А разве можно думать, что они будут останавливаться? — сказал немец.

— Где Сошников? — хрипло спросил Григорий. Следом за воеводой из купеческого терема стрельцы вышли одни, без зобовского стрелка. — Идти не может, что ли?

— И уже не сможет, — Шеин положил руку на рукоять сабли. — Жаль было марать государев подарок, да пришлось. Не хотелось, чтоб и минуту лишнюю дышал, гад. Сказать он все сказал, так что тащить его в подвалы нужды не было. Серчаешь, что не дал тебе самому?

Колдырев покачал головой:

— Здесь у нас с тобой равные права, Миша… Идти-то помочь?

Ответом был гневный взгляд воеводы.

— Я не младенец, сам ходить умею. Ступай лучше посты проверь. Надо думать, недолго ждать осталось. Дедюшин знает, в каких местах стены всего слабее. А отбить штурм, если им удастся прошибить стену… Слишком нас мало. Надо готовиться. Фриц, слышишь?

— Мы готовы, — спокойно ответил немец. — Мои люди, все, кто остались, и я.

— Я тоже готов! — Колдырев казался таким же невозмутимым, как его друг. — Идем, Фриц. Там, на улице, Сашка остался. Дедюшин его Варвару застрелил.

— Сука! — впервые в жизни Майер выругался сочным русским словцом. — Надо помогать хоронить.

И добавил, почему-то глянув на вечернее небо, подернутое пеленой облаков:

— Пока у нас еще есть время.

Пан Анджей (1611. Июнь)

Андрея Дедюшина привели к королю сразу же. В немногих словах перебежчик сообщил его величеству, что верный сторонник поляков Никита Зобов был разоблачен воеводой и погиб, но ему, Дедюшину, не только удалось сохранить три части карты, но и, рискуя собой, добыть четвертую. Вот здесь, в рукояти пистолета германской работы, — загадочная четвертая часть, которую считали потерянной даже братья-розенкрейцеры.

— Сокровища по праву принадлежат вам, ваше величество, — поклонился, закончив свой рассказ Дедюшин, и добавил: — Хотя я все же надеюсь получить свою малую толику за то, что ради доставки этой карты вашему величеству множество раз рисковал жизнью.

— Не сомневайся, получишь, — Сигизмунд не верил в свою удачу: заветное сокровище само приплыло в руки. — Ты получишь щедрую награду. Как тебя зовут? Дедюшко?

— Пускай так, — польское имя вдруг развеселило Андрея. Он улыбнулся. — Я давно ушел бы к вам, ваше величество, но надо было заполучить для вас карту целиком. И еще: я знаю, в каком месте Стена стала очень непрочной. На востоке начали оползать края оврага, кладка фундамента обнажилась. Об этом знает и воевода — он прикажет всеми оставшимися силами оборонять именно это место… Но! Есть и еще один слабый участок с западной стороны. Там, во-первых, при обстреле выломался изнутри большой кусок кладки. А во-вторых, когда был взорван подземный ход, снизу пошли трещины. Если бить ядрами, появится брешь. Шеин наверняка прикажет перекинуть из резерва и со стен всех оставшихся людей туда. Вот тогда и следует неожиданно подорвать Стену еще с одной — с третьей стороны. Я покажу это место на карте, это на севере, возле Крылошевских ворот. Дело в том, что когда еще только шло строительство… Впрочем, неважно. Только я один знаю, в каком месте после взрыва стена не выдержит — и сразу образуется широкий проход. Только не жалейте пороха, мой король.

— Недурственно, с трех сторон атака — с двойным обманом — это новое слово в военной тактике… эй, писарь, ты записал? И пометь время — когда мне пришла в голову эта блестящая осадная задумка! — его величество едва удерживался, чтобы не вскочить с кресла. — А гарнизон Шеина? Что там с гарнизоном?

Улыбка предателя сделалась еще шире:

— Его больше нет, мой король! На всю Стену — человек двести. В крепости голод. Многие больны. Войдя в город, вы не встретите сопротивления, ваше величество!

— Мы! — Сигизмунд наклонился с кресла к Андрею, так и стоявшему перед ним на коленях (Дедюшин преклонил их, едва войдя в домик короля), и весело потрепал того по плечу. — Мы, мой верный Дедюшко! Я назначаю тебя командовать в день штурма одним из лучших моих отрядов.

Дедюшин опешил.

— Но… Я не военный, ваше величество!

Короля позабавил испуг в глазах предателя. Что ж, если останется в живых, можно подумать, что с ним делать. Еще, кстати, надо узнать, кто выдал воеводе Зобова. Не этот ли самый Дедюшко? С другой стороны, ну выдал и выдал — одним претендентом на королевскую милость меньше. А то эти русские уже воображают себя на высоких должностях — бургомистрами, гетманами, комендантами… Думают, будто в новой России король доверит важные места кому-то, кроме шляхты! К тому же, раз предали своих, чужих предадут и подавно. Хм, это мы тоже запишем. Попозже, — про себя подумал король.

— Ну и что из того, что ты не военный? — покровительственно улыбнулся Сигизмунд. — Ты доказал,