Что же до треска рвущейся ткани, звучащего даже чаще хруста ломаемых веток, так повредить костюму Милька все равно было затруднительно – выйди он сейчас на центральную площадь Джибея, самый последний нищий поделился бы с ним медяком.
Судя по тому, с каким криком свалился Мильк с дерева, свобода к нему пришла внезапно. Следом за ним, быстро, но аккуратно спустился Глаз, довольный собой и все еще ухмыляющийся.
– Так все же, где Гиеагр? – повторил я вопрос, заданный еще до того, как смех пересилил мое любопытство.
Мильк, растирая расцарапанную ногу, зло глянул на меня.
– Ты хочешь спросить, Бурдюк, где тот, кому вы все обязаны жизнью?
Подумав, я поборол искушение отвесить парню подзатыльник – все-таки ему и так пришлось несладко.
– Ты явно прогулял все уроки хороших манер в своей академии, Мильк, – с укоризной заметил я. – Я был более прилежным учеником и не стану напоминать тебе, чью жизнь мы дружно спасали в башне не далее как вчера. Это такой поход, Мильк, что всем нам поневоле приходится держаться друг за друга и даже спасать чужие жизни, тем самым повышая шансы на сохранение собственной. Поэтому сделай над собой усилие и просто ответь на мой вопрос.
Мильк еще раз стрельнул глазом, но, очевидно, никакая ответная колкость ему на ум не пришла.
– Он увел двух птиц за собой в лес, – процедил парень сквозь зубы.
– Повел в лес… – задумчиво протянул я. – Какой затейник, однако.
Мильк фыркнул, перестал тереть ногу и принялся за локоть, на котором расплылся солидный кровоподтек.
– Тем самым он дал время вам, чтобы вы успели…
– Чтобы мы успели снять тебя с дерева, – любезно закончил я. – Заметь, Мильк, я не требую благодарности за эту маленькую дружескую помощь. Ты всегда можешь обратиться к нам, если снова вздумаешь запутаться в ветвях. Кстати, как ты туда попал?
– Да уж не по своей воле, – бросил Мильк. – Благословение богам, мне удалось вырваться из когтей той самой милой птахи, от которой вы так храбро прятались за валуном.
В подтверждение своих слов он повернулся ко мне спиной. Туника его, довольно сильно порванная спереди, сзади представляла собой просто одну сплошную дыру. Три глубокие кровоточащие борозды в районе лопаток вызывали явное нежелание встречаться с автором этого иероглифа.
Из сочувствия я оставил без внимания очередную грубость парня, дав себе слово, что на сегодня свой запас снисходительности я исчерпал.
– Простите, что вмешиваюсь. – Тихий мелодичный голос Лаиты заставил меня вздрогнуть – настолько редко он звучал. – Но, по-моему, нам пора укрыться в лесу.
Лаита указала куда-то вверх. Я легко мог догадаться, что там увижу, но все же проследил взглядом за ее рукой. Так и есть, на востоке кружила еще одна птица. Как бы тупы ни были эти твари, исчезновение двух своих товарок они вполне могли заметить…
– В лес! – скомандовал я.
Никому в голову не пришло оспаривать это решение, даже из чистого упрямства. Не сказав больше ни слова, мы ринулись в чащу.
Да, я спрашивал Милька, куда подевался Гиеагр. Но, если бы я всмотрелся в заросли повнимательней, мне не пришлось бы задаваться вопросом, куда подевались птицы. Примерно такой же след оставляет медведь, проламываясь сквозь кусты. Только здесь вместо кустов были вековые деревья, и размер некоторых обломанных веток заставлял шевелиться волосы на макушке.
Чем дальше мы продвигались, тем гуще был лес и тем заметнее становились следы. Лес… я никогда не бывал в таком лесу. Я не сразу понял, в чем, собственно, дело, – вроде все, как обычно. Деревья, трава под ногами. Потом дошло – внезапно, как озарение. Тишина. Полная, гнетущая, мертвая. Ни птичьего гомона, ни жужжания насекомых. Даже ветер, казалось, опасался заглядывать в этот мертвый лес.
Наш судорожный бег перешел в неторопливую и осторожную ходьбу. Тишина давила, угнетала, скребла по душе тупым ножом. Каждый из нас, осознанно или нет, старался как можно чаще наступать на попадающиеся под ноги сухие ветки. Чтобы услышать их хруст, хоть каким-то звуком прогнать тишину.
Но тишина смеялась над нами. Мертвым, бесшумным хохотом. Любые звуки только усиливали тишину, подобно тому, как чистый белый цвет делает черный еще глубже.
Разговаривать не хотелось.
Вскоре начали попадаться птичьи перья – в руку, а то и больше длиной. Я поднял одно такое перо. Довольно легкое, и ничего особенного в нем в общем-то не было – если не считать размера, конечно.
И все же я продолжал разглядывать перо, вертя его так и эдак. Все хотелось придумать, как бы его использовать, но ничего в голову не лезло. Слишком легкое для дубинки, слишком тупое для стрелы, слишком мягкое для… да для чего угодно. Вот если бы привезти его в Скваманду или в тот же Джибей, кучу дзангов можно было бы выручить. Любители диковинок везде есть.
Вот из-за всех этих мыслей я и не заметил того, что заметили все остальные. Рука Глаза на плече заставила поднять взгляд, я и вздрогнул.
Что там перо – вот
– Как она вообще сюда попала? – недоуменно спросил Эписанф, и я мысленно согласился с таким вопросом.
Разведя руки в стороны, я мог бы дотянуться до стволов двух соседних деревьев, а птица превышала размерами лошадь раза в два, если не в три. И это не считая размаха крыльев, ибо размахнуться здесь, разумеется, было негде. Одно крыло птицы было сложено, второе, похоже, сломано. Но даже если бы не это обстоятельство, не могло быть и речи о возможности взлететь.
Впрочем, этой птице летать уже не придется никогда. Она была мертва, мертвее некуда. Окровавленная голова наводила на мысль о том, что птицу забили насмерть ударами, многочисленность которых с лихвой компенсировала их относительную слабость. В такой чаще у колосса было не много возможностей для сопротивления.
Я поймал себя на мысли, что если и не сочувствую существу, еще совсем недавно пытавшемуся меня убить, то, по крайней мере, испытываю некое благоговение перед поверженным великаном.
Гиеагр молодец, конечно. Убегал, дразня птиц… кстати, где-то неподалеку должна быть и вторая, наверное… Так вот, убегал, заманивая птиц за собой все глубже и глубже в лес. До тех пор, пока не понял, что они почти беспомощны. И либо камнями, либо дубиной совершил свой очередной подвиг.
– Иногда не обязательно быть героем, чтобы быть героем, – усмехнулся я.
– Зато, если ты трус – то это навсегда! – вспыхнул Мильк, опалив меня гневным взглядом.
Не упуская случая самому отпускать колкости в адрес Гиеагра, он, по неизвестной мне причине, очень болезненно переносил их со стороны других. Хотя… еще вчера он реагировал отнюдь не так остро. Возможно, тесное общение с гигантскими птицами сказалось на парнишке не самым лучшим образом.
Впрочем, какова бы ни была причина, терпеть дерзости я больше не намерен. Юный варвар просто обязан получить урок. Я сделал шаг по направлению к Мильку…
Резкий вскрик Лаиты заставил меня остановиться:
– Смотрите! Вторая птица!
Мы все дружно завертели головами, но, как ни старались, не могли углядеть то, что, очевидно, заметила Лаита. Либо ее зрение отличалось необычайной зоркостью, либо ей просто показалось.
– Где? – раздраженно спросил Глаз.
– Да вон же, – ответила Лаита и уверенно пошла вперед.
Нам ничего не оставалось, как последовать за ней, но только через три или четыре дюжины шагов я действительно узрел еще одного мертвого исполина. Ну и глазищи у Лаиты!
Эта птица мало чем отличалась от своей товарки. Разве что крыло у нее сломано не было. Только это едва ли давало какое-то преимущество – для того, чтобы взлететь из такой чащи, птице нужно было уменьшиться в размерах раза в четыре, не меньше.
Все-таки что-то с нами было не так. Сказался ли мучительный спуск с горы, или гнетущая тишина тяжелым прессом легла на наши души, – не знаю. А только вели мы себя не так, как следовало бы ожидать в подобной ситуации. Разве это нормально – пять человек молча стоят над трупом исполинской птицы,
