А начнут, под осень, грызть орехи белки -
Сыпь орех в лукошки - близко посиделки.
Тут-то погуляют парни удалые,
Тут-то насмеются девки молодые!..
Дочь в гостях за прялкой песни распевает,
А старуха дома ждет да поджидает;
Огоньку добыла - на дворе уж ночка -
Долго засиделась у соседей дочка…
Оттого и долго: парень приглянулся
И лихой бедою к девке подвернулся;
А с бедою рядом ходит грех незванный…
Полюбился парень девке бесталанной,
Так ей полюбился, словно душу вынул,
Да и насмеялся - разлюбил и кинул.
Позабыл голубку сизокрылый голубь -
И остались бедной смех мирской да прорубь…
Вспомнила русалка - белы руки гложет;
Рада б зарыдала - и того не может;
Сотворить молитву забытую хочет -
Нет для ней молитвы - и она хохочет…
Только, пробираясь не село в побывку,
Мужичок проснулся и стегает сивку,
Лоб и грудь и плечи крестно знаменует,
Да с сердцов на хохот окаянный плюет.
(1849 - 1856 гг.)
ПРЕДАНИЕ
(сибирская сказка)
Выезжали на Сафат - реку, на закате красного солнышка,
Семь удалых русских витязей,
Семь могучих братьев названных:
Выезжал Годенко Блудович, да Василий Казимирович,
Да Василий Буслаевич, -
Выезжал Иван - гостинный - сын, -
Выезжал Алеша-Попович - млад, -
Выезжал Добрыня - м'олодец, -
Выезжал и матерой казак,
Матерей казак Илья Муромец.
Перед ними раскинулось поле чистое, -
А на том на поле старый дуб стоит,
Старый дуб стоит, кряковястый.
У того ли дуба три дороги сходятся:
Уж как первая дорога ко Нову-городу, -
А вторая-то дорога к стольному Киеву, -
А что третия дорога ко Синю морю далекому…
Та дорога прямоезжая, прямоезжая дорога, прямопутная:
Залегла та дорога ровно тридцать лет, -
Ровно тридцать лет и три года.
Становилися витязи на распутии,
Разбивали бел-полотнян шатер,
Отпускали коней погулять по чисту полю.
Ходят кони по шелковой траве-мураве,
Зеленую траву пощипывают,
Золотою уздечкой побрякивают,
А шатре полотняном витязи опочив держ'ат.
Было так - на восходе красного солнышка,
Вставал Добрыня-молодец раньше всех,
Умывался студен'ой водой,
Утирался тонким п'олотном,
Помолился чудну образу.
Видит Добрыня за Сафат-рекой бел-полотнян шатер:
В том ли шатре залег Татарченок,
Злой Татарин-бусурманченок -
Не пропускает он ни конного, ни пешего,
Ни езжалого доброго молодца.
Седлал Добрыня своего борзого коня;
Клал на него потнички,
А на потнички коврички,
Клал седельце черкасское,
Брал копейце урзамецкое,
Брал чингалище булатное, -
И садился на добра коня.
Под Добрыней конь осержается:
От сырой земли отделяется,
Выходы мечет по мерн'ой версте,
Выскоки мечет по сенн'ой копне.
Подъезжает Добрыня ко белу шатру
И кричит звучным голосом:
'Выходи-ка, Татарченок, злой Татарин бусурманченок:
Станем мы с тобой смертный бой держать!'
Вт'апоры выходит Татарин их бела шатра
И садится на добра коня.
Не два ветра в поле слеталися,
Не две тучи в небе сходилися, -
Слеталися-сходилися два уд'алые витязя…
Ломалися копья их острые,
Разлетались мечи их булатные:
Сходили витязи с добрых коней
И хватались в рукопашный бой.
