Ждал и дождался, хоть не было мочи:
Знал, что она-то купаться пойдет…
ПЕСНЯ ПРО БОЯРИНА ЕВПАТИЯ КОЛОВРАТА
На святой Руси быль и была,
Только быльем давно поросла…
Ох вы, зорюшки-зори!
Не один год в поднебесья вы зажигаетесь,
Не впервой в синем море купаетесь:
Посветите с поднебесья, красные,
На бывалые дни, на ненастные!..
Вы, курганы, курганы седые!
Насыпные курганы, степные!
Вы над кем, подгорюнившись, стонете,
Чьи вы белые кости хороните?
Расскажите, как русскую силу
Клала русская удаль в могилу!..
К городу Рязани
Катят трое сани,
Сани развальные -
Дуги расписные;
Вожжи на отлете;
Кони на разлете;
Колокольчик плачет -
За версту маячит.
Первые-то сани -
Все-то поезжане,
Все-то северяне,
В рукавицах новых,
В охабнях бобровых.
А вторые санки -
Все-то поезжанки,
Все-то северянки,
В шапочках горлатных,
В жемчугах окатных.
А что третьи сани
К городу Рязани
Подкатили сами
Всеми полозами.
Подлетели птицей
С красной царь-девицей,
С греческой царевной -
Душой Евпраксевной.
У Рязанского князя, у Юрия Ингоревича,
Во его терему новорубленном,
Светлый свадебный пир, ликование:
Сына старшего, княжича Федора,
Повенчал он с царевной Евпраксией
И добром своим княжеским кланялся;
А добро-то накоплено исстари:
Похвалила бы сваха досужная,
В полу-глаз поглядя, мимо идучи.
Во полу-столе, во полу-пиру
Молодых гостей чествовать учали,
На венечное место их глядючи,
Да смешки про себя затеваючи:
Словно стольный бы князь их не жалует -
Горький мед им из погреба выкатил,
А не свадебный!.. 'Ин подсластили бы!'
А кому подсластить-то?.. Уж ведомо:
Молодым…
Молодые встают и целуются.
И румянцем они, что ни раз, чередуются,
Будто солнышко с зорькой вечернею.
И гостям и хозяину весело:
Чарка с чаркой у них обгоняются,
То и знай-через край наливаются.
Только нет веселей поезжанина,
И смешливее нет, и речистее
Супротив княженецкого тысяцкого -
Афанасия Прокшича Нездилы.
А с лица непригож он и немолод:
Голова у него, что ладонь, вся-то лысая,
Борода у него клином, рыжая,
А глаза - что у волка, лукавые,
Врозь глядят - так вот и бегают.
Был он княжеским думцем в Чернигове,
Да теперь, за царевной Евпраксией,
Перебрался в Рязань к князю Юрию
Целым домом, со всею боярскою челядью.
А на смену ему Юрий Ингоревич
Отпустил что ни лучших дружинников,
И боярина с ними Евпатия
Коловрата, рязанского витязя,
Князя Федора брата крестового!
Не пустил бы князь Юрий Евпатия,
Если б сам не просился:
'Прискучило
Мне на печке сидеть, а ходить по гостям
Неохоч я, - про то самому тебе ведомо'.
