Тетиву у лука круторогого
Аль спускай с рукавицы, где воззрился, сокола…
Едет по степи витязь Евпатий, да невесел…
На руке дремлет кречет остроженный,
От болгар в самой Индии добытый.
Дремлет кречет, клобук отряхаючи
И крылом поводя, а не видит он,
Что сорвались две цапли с болота соседнего.
Он не видит, а витязь и видел бы,
Только, знать, самому затуманила
Очи зоркие греза налетная…
И не грезится - словно бы въявь ему видится…
Вот как есть город Новгород-Северский…
И Десна… и народу у пристани чуть не с полгорода:
Цареградские гости приплыли с товарами,
Да один привезли - продавать не указано, Отдавать по завету великому…
А товар-то - царевна-красавица:
Не снималася с синего моря лебедушка
Не алела в бору неотоптанном ягодка
Супротив византийской царевны Евпраксии…
Полюбилася крепко царевна Евпатию,
Да и Федору-князю она полюбилася:
Оба ездили втепоры в Новгород-Северский.
Князь зазнобой своею Евпатию каялся,
Только милому брату крестовому
Ничего не промолвил Евпатий… не ведала
Ни о чем даже ночь-исповедница…
Да любовь не стрела половецкая:
Из груди ее разом не выдернешь…
Одолела кручина истомная витязя,
Проводила его от Рязани к Чернигову
И поехала рядом у стремени
По полям, по степям неизведанным:
Не уехать от ней, не избыть ее
Ни мечом, ни крестом, ни молитвою…
За истомой сердечной и греза горячая
Правит след и манит к себе витязя
Что не белой рукой - бровью писаной,
Не шелковой косой - речью ласковой…
Едет с поля Евпатий домой, да не к радости:
На пороге его поджидает давно Ополоница.
9
От Коломны ордынцы пошли прямо к Суздалю;
Стан разбили на Сити-реке, ради отдыха
И дележки добычею русскою.
Хан позвал на совет к себе Нездилу,
А уж тот и вконец отатарился:
Нет отлики от прочих улусников.
Порешили: ждать князя великого Суздальского,
Положить всю дружину на месте, где оступятся,
А потом и пойти к Володимеру
И другим городам - на разгром на неслыханный,
На грабеж и резню беспощадную.
Говорит нечестивому Нездила:
'Только мне побывать бы вот в Суздале,
Указал бы тебе я, наместнику божию,
Где хранится казна монастырская,
И церковная утварь, и кладь княженецкая'.
- 'Что же? - хан говорит. - Нешто за морем?
Как возьмем на копье их улус, ты указывай,
А себе и бери десятиною'.
Бил челом хану грозному Нездила
И пошел из шатра на ночевку кибитную,
А в кибитке семья его ждет новобранная:
Старых жен отдал хан ему целую дюжину…
Полуночь… Афанасию Прокшичу Нездиле
Мягко спать на коврах и на войлоках,
Да и сны-то такие любовные…
То приснится квашонка, тряпицей накрытая,
И стоит-то в подполье у гостя невзрачного,
А заглянешь в нее - вся насыпана жемчугом;
То валяется шлем под кустом под ракитовым,
Занесен снегом-инеем, всмотришься -
Ан ведь княжеский он, в Цареграде чеканенный,
Весь серебряный, только что черными пятнами
Запеклась на нем кровь благородная;
То приснится, что суздальский ризничий
Головою кивает ему, вызываючи
На сговор и беседу потайную.
Да уж это не снится, а подлинно
Войлок подняли… Смотрит во все глаза Нездила,
Видит: старец седой, в одеянии инока,
Ликом схож на икону Николы Корсунского,
Из кибитки рукой его манит таинственно.
Вылез Нездила к иноку, стал его спрашивать:
'Что ты, старче? Чего тебе надобно?'
Поглядел на него старец пристально
И ответствует так: 'Душу грешника
От погибели вечной спасти покаянием'.
Засмеялся в ответ ему Нездила:
