индивидуально в своих епархиях. Но большинство епископов осторожно решили подождать результатов расследования. К тому же, так как комиссия желала выслушать всех тех, кто об этом просил, было необходимо перевезти в Санс со всех уголков Франции большую часть заключенных.
Единственный прелат не стал ждать завершения работы комиссии и приступил к суду над людьми до суда над орденом: сам архиепископ Санса. Но не будем забегать вперед.
VII. Расследование комиссии
Расследование комиссии, заседавшей в Сансе, продлится два года, включая перерывы в работе и процедурные происшествия. Начав работу 8 августа 1309 г., практически она начнет действовать только в ноябре, а завершит свою работу 5 июня 1311 г. Поэтому придется отложить заседание церковного собора, который откроется в Вьенне только 16 октября 1311 г.
Чтение протоколов расследования комиссии довольно скучно из-за бесконечного повтора одних и тех же оборотов. Как мы увидим, каждого свидетеля допрашивали по вопроснику, включающему 127 пунктов, откуда и появляются скучные повторы. Кроме того, не искажая мысль свидетелей, секретари суда резюмировали или исправили по форме показания таким образом, что вместо ощущения отражения живого слова, мы имеем только повторение одних и тех же формул.
Однако все скрупулезно было записано, включая колебания, исправления и возражения обвиняемых.
Две вещи поражают больше всего: расположение и даже доброжелательность дознавателей, и свобода, которой располагали свидетели (так как здесь они были всего лишь свидетелями, потому что расследование касалось только ордена).
Очень часто следователи вмешивались, чтобы подбодрить свидетеля, гарантировать, что ему не причинят никакого зла. Потрясенные рассказами о пытках следователи старались подчеркнуть, что они не собираются вновь прибегнуть к таким же методам. И, даже больше, они часто предлагали свидетелям сохранить в тайне их показания до церковного собора.
Многие вещи кажутся им невероятными, необъяснимыми: они настаивают, просят уточнить. Они дают время на раздумье, которое просят свидетели.
Короче, если какое-нибудь следствие и было непредвзятым, то именно расследование комиссии в Сансе. Вот еще почему, в отличие от признаний, полученных под пыткой, показания, полученные в Сансе, особенно до 10 мая 1310 г. (позже мы увидим значение этой даты), заслуживают большего внимания.
С самого начала, 26 ноября 1309 г. слушают Жака де Моле. Новое разочарование.
Он выражает чисто символический протест:
«Орден был утвержден и получил привилегии от святого апостольского престола. Меня сильно удивило бы, если бы римская Церковь вдруг решила бы его уничтожить». Но когда его спрашивают, хочет ли он защищать орден (и кому этим заниматься, как не ему, прежде всего?), его ответ очень невразумителен: «Я не настолько учен, как следовало бы… Я готов защищать его в силу моих способностей, но эта задача кажется мне достаточно сложной: как защитить его достойным образом? Я узник Папы и короля Франции и имею только четыре денье, которые могу потратить на эту защиту».
Словно речь идет о деньгах! Ему читают признания, сделанные ранее в присутствии трех кардиналов, и просят объясниться по этому поводу. Он просит два дня на раздумья:
«Вы получите их. И даже больше, если хотите».
Значит Моле не отказывается от своих признаний и не выказывает никакого возмущения. Как обычно он кажется вялым и разочарованным.
На следующий день брат Понсар де Жизи будет выглядеть гораздо более благородно. Хотелось бы найти другие такие примеры, но это единственное исключение:
«Все обвинения против ордена, в частности, что мы отрекались от Иисуса Христа, плевали на крест, давали разрешение братьям совокупляться между собой плотски и другие безобразия, все это является ложью. Все, в чем признались мои собратья и я сам, — это ложь! Мы говорили под воздействием жестокости, опасности, которая нам угрожала, и страха, так как нас пытали…
Очень важное заявление, хотя бы потому, что оно показывает ту свободу, которую комиссия давала свидетелям. Брат Понсар де Жизи не пострадал за свой мужественный ответ.
28 ноября состоялся второй допрос Моле, у которого было время подумать. Поступит ли он также как брат, которого выслушивали накануне? Нет, он отказывается защищать орден: «Я всего лишь неграмотный и бедный рыцарь». Так как Климент оставил за собой право решать его судьбу, он ждет пока предстанет перед самим Папой. Но не хочет ли он защитить орден? Нет, «так как он такой же смертный, как и все люди, и думает только о сегодняшнем дне». Может быть он хочет сделать какое-нибудь заявление? Он заявляет, что ни один орден не собрал столько средств для Церкви и не отдал столько жизней в защиту христианской веры, как орден Храма. Конечно, говорят ему, но всего этого не достаточно для спасения души, если нет настоящей веры. Тогда он заверяет всех в своей христианской вере, доказывает, что верит в Господа и Троицу (будет записано, что он умолчал об Иисусе). «Когда душа отделится от тела, видно будет, кто был плох, а кто хорош и мы узнаем правду о том, что сейчас обсуждаем».
Следователи были поражены. Ни слова о страданиях его братьев, ни каких комментариев о его предыдущих признаниях. Он попросит присутствовать на мессе, что ему охотно разрешат, и не скажет больше ничего.
Спустя пять месяцев, 2 марта 1310 г., он будет еще более лаконичен: поскольку его дело должен рассматривать сам Папа — пусть его отведут к Папе. Комиссия объясняет ему, что не уполномочена его судить, но «ведет расследование против ордена, как такового», и, что она должна выполнить свою задачу. Моле делает вид, что не понимает: орден не интересует великого магистра и только личное решение Папы персонально
Также плачевно и поведение других сановников, которые, кажется, не знают о цели, преследуемой комиссией.
Жоффруа де Гонневиль отказывается защищать орден, когда ему это предлагают: он не способен защищать его, находясь в заточении и будучи безграмотным (он тоже!).
Его пытаются успокоить: «Вы можете здесь говорить без страха: не бойтесь ни грубости, ни оскорблений, ни пыток, мы не сделаем этого с вами и не позволим сделать: напротив, мы помешали бы этому, если кто-то попытался бы применить их к вам». Напрасный труд, Гонневиль хранит молчание. И тоже просит препроводить его к Папе, который должен решить его судьбу. Орден его не интересует. Вот все, что смогут из него вытянуть.
Надо признать, что та беззастенчивость, с которой руководители бросили своих братьев, возмутительна, но как ее объяснить? Осознавали ли они свои грехи до такой степени, что сами требовали наказание за них? Надеялись ли они, наоборот, на какую-то помощь, какое-то внешнее вмешательство? Непонятно, что и думать.
