Рыцарского креста.
Дивизия сразу же начала пополнять и переоснащать свои поредевшие части. Предполагалось, что военная техника поступит из Вердена и Меца. Потери в живой силе и технике были ужасающими. Боевые подразделения лишились более 80 процентов личного состава, с которым они начинали кампанию. Подразделения боевой поддержки и обеспечения также понесли большие потери, в основном в результате действий вражеской авиации.
Дивизия потеряла более 80 процентов своих танков – в боях и во время отхода. Она лишилась около 70 процентов своих бронемашин и бронетранспортеров, 60 процентов орудий и 50 процентов автомашин. Такие гигантские потери нельзя было восполнить в несколько дней, но у нас не было другого выбора – дивизия должна была стать боеспособной как можно скорее.
Нам не нравился ни район Ирсона, ни общая обстановка. Подразделения боевой поддержки и части, не готовые к боевым действиям, были немедленно переброшены в район к востоку от реки Мёз (Маас). К 31 августа американцы достигли Суасона и Лана и продвигались на северо-восток. Оперативная группа дивизии задержала их у реки Тон до ночи с 1 на 2 сентября. Тем временем в дивизию прибыла боевая группа Мёнке.
Поскольку войска противника угрожали дивизии с тыла, она отошла на восток, где и заняла оборонительную позицию. Нам пришлось принять бой, чтобы дать возможность нашей пехоте переправиться через реку Мёз. Во время отхода на эту позицию командир 3-го батальона 26-го гренадерского моторизованного полка СС кавалер Рыцарского креста Эрих Ольбутер был смертельно ранен, когда наехал на мину, установленную на дороге партизанами. Ему оторвало обе ноги, ночью в военном госпитали в Шарлевиле он умер. В Эрихе Ольбутере я потерял еще одного закаленного воина и старого друга, который сражался бок о бок со мной с 1939 года. Он был напористым солдатом и идеальным командиром.
В течение ночи с 1 на 2 сентября мы вместе с остатками 116-й танковой дивизии удерживали оборонительную позицию у городка Бомон. Под напором противника дивизия отступила через Филипвиль к Флорену. Незадолго до прибытия в Филипвиль командир 26-го гренадерского моторизованного полка СС гауптштурмфюрер СС Хайнц Шротт был вероломно убит партизанами.
«Героическая» борьба так называемых партизан была не более чем подлыми, заурядными убийствами из-за угла. Организаторы партизанской войны были настоящими военными преступниками. Они действовали вопреки всякому гуманизму и руководствовались голым инстинктом. Мне никогда прежде не доводилось иметь дело с партизанской войной, не чувствовал я и пресловутой ненависти со стороны французов и бельгийцев. Напротив, я всегда был свидетелем хороших отношений между войсками и населением оккупированных территорий. Это особеннно верно в отношении многострадального населения Нормандии.
Так называемые партизаны поднимали голову только тогда, когда им не нужно было опасаться за свою личную безопасность и за свою жизнь. Они не сражались. Вместо этого они вероломно и подло убивали отдельных военнослужащих германской армии. С военной точки зрения действия партизан не оказывали практически никакого влияния на ход войны. В результате больше всего пострадало (от карательных акций возмездия со стороны немецких войск) то население, которое не участвовало в партизанских войнах. Пострадали не поборники партизанской войны и нарушители международного права. По этому же плану ими разжигалась ненависть между народами. Она долгое время углублялась из-за преступных действий партизан. Никто также не станет отрицать, что своей политикой поддержки партизан союзники активно насаждали коммунизм в Западной Европе. Без вероломных действий «храбрых» партизан не было бы причин для «судебных процессов над военными преступниками».
Мы переправились через Мёз (Маас) у Ивуара 4 сентября, чтобы занять оборонительные позиции за рекой. Дивизия заняла сектор Годин – У. 2-я танковая дивизия СС заняла участок по обе стороны от Динана.
Боевой состав дивизии был представлен примерно 600 пехотинцами; она была разбита на две боевые группы. Танков больше не было; остававшиеся у нас танки находились в ремонте в Люттихе (немецкое название г. Льеж в Бельгии. – Ред.). Не было боеприпасов для батареи тяжелых полевых гаубиц. Одна батарея 88-мм зенитных орудий была размещена на пересечении дорог северо-западнее Спонтена в качестве наземной поддержки.
Американцы сразу же попытались форсировать Мёз у Година и Ивуара. Их атаки были отбиты с большими для них потерями. Однако им удалось создать плацдарм в У. Американцы заняли там позиции в лесу. В ходе нашей контратаки плацдарм был сокращен и предполагалось, что он будет ликвидирован до наступления темноты 6 сентября.
Я провел реконгсцировку и обсудил дальнейшую оборону наших позиций на реке Мёз (Маас) с Милиусом и Зибкеном. Наши машины часто обстреливались лесными партизанами. С нашей стороны жертв не было, но мы обнаружили тела шестерых убитых солдат из разведывательного батальона из Люттиха (Льежа) – они были застрелены во время привала. Разведгруппа была обстреляна между Спонтеном и Динаном. Преступники найдены не были.
В ночь с 5 на 6 сентября американцам удалось форсировать Мёз у Намюра и восстановить мост, который был разрушен не до конца. Командир части, оборонявшей Намюр, отошел на восток, не информируя соседние части и открывая тем самым врагу путь в глубину нашей обороны на Мёзе. Разведгруппа 12-го разведбатальона СС наткнулась на американский передовой батальон на дороге Намюр – Сини (Сине) около 11.00.
Я возвращался с командного пункта Зибкена, когда пришла эта плохая новость. Мне это казалось невероятным, но донесение было подтверждено другой разведгруппой в 11.15. Части были сразу же подняты по тревоге и получили приказ отходить за реку Урт. Отвод можно было проводить только ночью. Скорость была решающим фактором! Американцы скоро будут в Дюрнале, а затем через считаные минуты доберутся до пересечения дорог. Нашему штабу, если он хотел уйти от американцев, надо было проскочить это пересечение дорог.
В мгновение ока штаб уже мчался в направлении Дюрналя. Я вел группу по круто уходящему на подъем полю, чтобы добраться до Дюрналя через участок леса. Как раз перед прибытием в Дюрналь Хуберт Мейер попросил меня передать командование головным подразделением гауптштурмфюреру СС Хайнцельману. Я помахал Хайнцельману, ехавшему позади, и его машина нагнала нас, когда мы приблизились к первым домам в Дюрнале. Городок лежал в глубокой низине; слева от дороги была полутораметровая стена, вокруг которой дорога поворачивала на восток. Я, как всегда, стоял в машине и пытался заглянуть «за другую сторону холма». В результате я имел возможность видеть над выступающей стеной главную дорогу на Намюр. Я крикнул, предупреждая Хайнцельмана, но было уже поздно! Снаряд разбил на части головную машину, а из за угла появился стрелявший американский танк.
Ситуация изменилась в мгновение ока. Атаковать танковую колонну парой «Фольксвагенов» – это вам не поездка на пикник. Мы уже не могли повернуть назад. Я смотрел на танк, медленно катившийся вперед. По своему личному опыту в подобных ситуациях я мог предположить, что танковый командир использует эту уникальную возможность, чтобы захватить штаб или уничтожить его огнем. Ничего не оставалось, как убраться с дороги, и как можно скорее!
Я перепрыгнул через ворота и проволочную ограду, отделявшую двор от сада. Но что за неприятный сюрприз! Я не мог скрыться за рядом домов; здания были встроены в уходящую вверх возвышенность и тоже обнесены высокой стеной. Если бы я попытался вскарабкаться на стену, то стал бы отличной мишенью для американцев.
Первое, что мне нужно было сделать, это найти укромное место. Курятник был единственным вариантом, и я пошел! Тело перенеслось через проволоку. Макс Борнхефт видел меня до того, как я исчез. Теперь мы оба были в ловушке. По крайней мере, курятник на какое то время скрыл из поля зрения противника. После наступления ночи мы надеялись пробраться к своим.
С дороги раздавались громкие крики – это население приветствовало американцев. Танки проехали мимо. Я услышал возбужденный разговор в ближайшем доме и имя Кельн. Я больше его уже не увидел. Оберштурмфюрер СС Кельн до сих пор значится в списках, как пропавший без вести.
К тому времени уже было 14.00, мелкий дождь моросил по крыше курятника. Я больше не мог этого вынести. Я должен был знать, что происходило на дороге. Я подполз на животе к проволочной ограде. Едва
