меня своим взглядом. – Мамочка ведь не хотела умирать.
– Мы уже говорили об этом.
– Стив, я ненавидела ее.
– С девочками такое бывает. Иногда они ненавидят своих матерей.
– Нет, все совсем не так! – Мое замечание явно обидело ее. – Я ненавидела ее за то, что она чудовищно к тебе относилась.
– Мы оба чудовищно относились друг к другу.
– Мамочка однажды сказала, что у тебя душа молодая, а у нее старая. И оттого все беды.
– А ты поняла, что она имела в виду?
– По-моему, она говорила о том, что живет на земле не впервые. Что она, быть может, жила во времена французской революции и в эпоху Возрождения, и даже была римской матроной, и смотрела, как мучают христиан. А у тебя душа молодая, сказала она, ты еще ни разу не жил на земле. Это было очень интересно, но она постоянно твердила, что ты трус.
– Наверно, так оно и есть.
– Нет. Просто люди с молодыми душами испытывают страх, потому что не знают, суждено ли им родиться на свет еще раз. – Она вздрогнула. – А теперь я боюсь мамочки. Пока она была жива, я ее все- таки немножко любила. Время от времени она бывала со мной добра, очень добра. Но все равно я ее страшно боялась. Когда она уехала от тебя, я сказала ей все, что об этом думала, – мы поскандалили. Она задрала сорочку и показала мне шрам на животе.
– Да, я знаю этот шрам.
– Жуткий шрам.
– Да, очень большой.
– Она сказала: «Это проклятое кесарево сечение сделали для того, чтобы ты, детка, могла появиться на свет. Так что не хнычь. Дети, рожденные таким образом, всегда причиняют много хлопот. Ну, а ты Деирдре, стала настоящей крысой». А я сказала: «У тебя на животе крест». Так оно и было, Стив. У нее там складка поперек живота и шрам кесарева сечения рассекает ее пополам. – Что-то вдруг остановило ее, грустное желание не говорить о таких вещах. – Стив, те несколько минут были сущим кошмаром. Мамочка повторяла снова и снова: «Мне очень жаль, Деирдре, но ты стала настоящей крысой». И я страшно обиделась, ведь она говорила правду – я похожа на крысу. Ты ведь знаешь мамочку, когда она что-то говорит о тебе, ты чувствуешь себя насекомым, насаженным на булавку. И никуда не спрятаться. Я знаю, что теперь всегда буду смотреть на себя ее глазами. Ох, Стив, и тогда я сказала ей: «Если я крыса, то ты жена Дракулы». Что было совершенно нелепо, потому что я имела в виду не тебя, а дедушку, и мамочка поняла, что я говорю именно о нем. Она замолчала и заплакала. Я никогда прежде не видела ее плачущей. Она сказала, что в нашей крови живут вампиры и святые. Потом сказала, что жить ей осталось совсем немного. Она была уверена в этом. А еще сказала, что по-настоящему любит тебя. Что ты единственная любовь ее жизни. И тут мы обе заплакали. Никогда раньше мы не бывали так близки с нею. Но она, конечно, все испортила. Она сказала: «Да, несмотря ни на что, он, в сущности, любовь всей моей жизни».
– Она так сказала?
– А я заявила ей, что она тварь. А она говорит: «Берегись тварей. В них есть качества, которые остаются живы еще три дня после того, как тварь умирает».
– Что?
– Это она так сказала, Стив.
– О, Господи!
– И сейчас у меня нет чувства, что она уже действительно мертва.
И тут над нами словно затворились какие-то ворота. Я огляделся по сторонам.
– Знаешь, детка, я просто сопьюсь и умру под забором.
– Ты не имеешь права. Обещай, что не станешь сегодня пить.
Это было невыполнимым требованием, после уже выпитого я не мог не пить. Но я кивнул.
– Великий грех нарушить обещание, – с серьезным видом сказала она.
– Капли в рот не возьму. А теперь пора спать.
Она улеглась послушно, как дитя. И снова стала ребенком.
– Стив, ты возьмешь меня к себе жить?
– Прямо сейчас?
– Да.
Я немного помолчал.
– Знаешь, Деирдре, с этим придется немного обождать.
– У тебя роман? Ты ее любишь?
Я заколебался. Но с Деирдре можно было говорить о чем угодно.
– Да.
– А как она выглядит?
– Она блондинка, очень красивая. С юмором и поет в ночных клубах.
