— И не знаете, что происходит?
— Нет.
— Сегодня у «Вдовьей дорожки» побывали все городские копы. Все, как один. — Он поглядел мимо меня. — Не возражаете, если я сяду?
Я и возражал, и нет. Я сделал жест, который можно было понять двояко.
Он сел.
— Слушайте, Мадден, — сказал он, — я знаю, вы человек занятой, но может, вы помните утренний звонок Мервина Финни?
— Хозяина «Вдовьей дорожки?»
— Вы же столуетесь там постоянно — и что, не помните его имени?
— Эй, — сказал я, — не гоните волну по мелочам.
— Ладно, — ответил он. — Почему бы вам тоже не присесть?
— Потому что я сейчас ухожу.
— Финни звонил насчет машины, верно?
— Она еще там?
— И вы сказали Мервину Финни, — произнес Эл-вин Лютер, — что не можете вспомнить имя женщины, которая была с Пангборном.
— Не могу. А это важно?
— Может, и нет. Если она не его жена.
— Мне так не показалось.
— Ну хорошо. Вы ведь здорово разбираетесь в людях.
— Все же у меня не хватает смекалки понять, что произошло.
— Ну, это-то я мог бы вам объяснить, — сказал он, — но не хочу, чтобы вы судили предвзято. — Он снова взглянул мне в глаза. — Что вы думаете о Пангборне?
— Юрист из какой-нибудь корпорации. Смышленый. Отдыхает с блондиночкой.
— Ничего из ряда вон?
— Да нет, разве что малосимпатмчный.
— Почему?
— Потому что я хотел развить отношения с Джессикой, а он мешал. — Я замолк. Ридженси был очень неплохим полицейским. Он умел незаметно оказывать давление, причем постоянное. Рано или поздно ты ошибался. — Ох, — сказал я, — вот как ее звали. Только что вспомнил. Джессика.
Он записал это.
— А фамилия?
— Пока не получается. Может, она мне ее и вовсе не называла.
— Какое от нее впечатление?
— Дамочка из высоких кругов. Я бы сказал, южнокалифорнийский тип. Но не аристократка. Просто денежная.
— Однако вам приглянулась?
— Я подозревал, что в спальне она ведет себя как порнозвезда. — Этим я хотел его шокировать. И преуспел больше, чем ожидал.
— Не люблю порнухи, — сказал он. — И не хожу на нее. Честно говоря, охотно перестрелял бы десяток-другой этих порносветил.
— Вот в чем прелесть органов охраны порядка. — ответил я. — Надень на убийцу форму, и он уже не сможет убивать.
Он поднял подбородок.
— Дешевая философия хиппи, — сказал он.
— Не рекомендую ввязываться в дискуссию, — заметил я. — У вас в мозгах полно минных полей.
— Возможно, — весело произнес он и подмигнул. — Ладно, давайте-ка вернемся к Пангборну. Он не показался вам неуравновешенным?
— Не особенно. Даже, пожалуй, совсем нет.
— Не торопитесь.
— Не торопиться?
— По-вашему, он не голубой?
— Может, он моет руки после занятий любовью, но на голубого вроде бы не похож.
— А в Джессику он, по-вашему, влюблен?
— Я бы сказал, ему нравится то, что она может предложить, но он уже слегка устал. Похоже, для него она чересчур женщина.
— То есть вы не думаете, чтобы он был влюблен в нее до одурения?
Я хотел было сказать «вроде нет», но потом решил спросить:
— Что значит «до одурения»?
— Это когда человек влюблен настолько, что уже не контролирует свои действия.
Где-то в глубине моего сознания произошел осторожный расчет Я сказал:
— Элвин, куда вы клоните? Пангборн что, убил ее?
— Не знаю, — ответил Риджснси. — Ее никто не видел.
— А он где?
— Сегодня после обеда Мервин Финни позвонил и спросил, нельзя ли убрать их машину с его стоянки. Но она была припаркована законным порядком. Так что я пообещал ему для начала оставить предупреждение на ветровом стекле. И сегодня же, во время обхода, решил заглянуть туда. Что-то мне в этом деле не правилось. Бывает, что пустая тачка наводит на подозрения. В общем, я сунулся в багажник. Он был не заперт. Пангбори лежал внутри.
— Убитый?
— Любопытно, что вы это сказали, — заметил Ридженси. — Нет, приятель, это было самоубийство.
— Да ну?
— Он залез в багажник и захлопнул его. Потом накрылся одеялом, сунул в рот пистолет и спустил курок.
— Давайте выпьем, — сказал я.
— Ага.
Его взгляд застыл от ярости.
— Очень странное дельце, — сказал он.
Я не смог сдержаться. Э. Л. Ридженси умел влиять на своих собеседников.
— Вы уверены, что это самоубийство? — спросил я, понимая, что вопрос вряд ли пойдет мне на пользу.
Хуже того. Наши глаза встретились с явственно ощутимым взаимопониманием: так бывает, когда двое видят одно и то же. Я видел кровь на сиденье своего автомобиля.
Он выдержал паузу и произнес:
— Никаких сомнений. У него следы пороха вокруг рта и на нёбе. Разве что его накачали наркотиками, прежде чем убить, — Ридженси вынул блокнот и записал несколько слов, — хотя я не понимаю, как можно запихнуть человеку в рот дуло, застрелить его, а потом уложить тело так, чтобы не смазать брызги крови и не выдать себя. Пятна крови на полу и стенке багажника полностью соответствуют картине самоубийства. — Он кивнул. — Что-то я разочаровался в вашей проницательности, — заметил он. — С Пангборном вы ошиблись на все сто.
— Да, самоубийцу я в нем точно не разглядел.
— Забудем это. Он чокнутый гомик. Мадден, вы даже понятия не имеете, что тут на самом деле кроется.
Замолчав, он принялся рассматривать комнату, точно желая сосчитать двери и оценить мебель. В его глазах мой интерьер явно представлял собой малоприятное зрелище. Обстановку в основном выбирала Пэтти, а она любила дорогую безвкусицу в стиле Тампа-Бич — то есть белую мебель, разноцветные шторы, коврики и подушечки, обивку в цветочках, высокие табуреты с пухлыми кожаными сиденьями, розовые, зеленые, оранжевые и светло-желтые для своего будуара и гостиной, — в общем, этакую леденцовую
