— Иногда, — сказал он, — у игрока бывает счастливая полоса, и он с месяц, а то и больше, удерживает средний уровень выигрышей в семьдесят пять процентов. Я так понимаю, что на это время у него происходит подключение к каналам связи в высших сферах.
Я подумал о Гарпо.
— А может кто-нибудь поддерживать эту связь еще дольше?
Отец пожал плечами:
— Вряд ли. К этим линиям надолго не подключаются. — Он с легкостью перескочил на параллельную метафору: — Это все равно что ходить по канату.
— А как насчет полосы жуткого невезения?
— Эти ребята тоже на линии. Только поток идет в обратную сторону. Их интуиция врет на все сто восемьдесят процентов.
— А может, это все просто теория вероятностей?
— Теория вероятностей, — с отвращением сказал он, — засрала людям мозги больше любой другой выдумки, какую я знаю. Это чистое дерьмо. Линия связи либо подпитывает тебя, либо наоборот. А жадных совсем сбивает с толку.
— Ну а если по твоим ставкам выходит пятьдесят на пятьдесят?
— Тогда ты далеко от линии связи. Работаешь как компьютер. Загляни в газеты. Эффективность компьютерных предсказаний не поднимается выше пятидесяти процентов.
— Ладно, — произнес я, — это предсказания. Но вот как насчет совпадений?
У него был встревоженный вид. Я встал и налил нам еще.
— Добавь в мой побольше воды, — попросил он.
— Совпадения, — сказал я. — Что ты о них думаешь?
— Я уже наговорился, — сказал он. — Теперь ты.
— Ну, — сказал я, — по-моему, тут тоже что-то вроде канала связи. Вернее, целой сети. По-моему, до нас доходят обрывки чужих мыслей. Обычно мы этого не осознаем, но тем не менее.
— Обожди минутку. Ты считаешь, что люди способны посылать и принимать мысленные сообщения? Телепатия? И сами того не замечают?
— Называй это как хочешь.
— Что ж, — сказал он, — допустим, ты прав. Ну и?..
— Однажды, — сказал я, — я ездил на Аляску, в Фэрбанкс, и ты это почувствовал. Значит, была связь.
— Ага, — сказал он, — рядом с магнитным полюсом. И что ты делал в Фэрбанксе?
— Так, дурацкая аферка. Ничего особенного.
На самом деле я ездил на север продавать кокаин — это произошло после моего разрыва с Мадлен. А еще через месяц меня арестовали во Флориде, куда я приехал с той же целью. Привез два кило кокаина. Только услуги адвоката, берущего хорошие деньги за свое умение торговаться в суде, помогли свести наказание к трем годам (с правом досрочного выхода).
— Как раз в Фэрбанксе я поссорился с одним малым, — продолжал я. — Дело пахло керосином. Утром я проснулся и сразу вспомнил его лицо. Оно нагоняло жуть. Потом зазвонил телефон. Это был тот самый парень. Он и в разговоре пытался нагнать жути. Хотел, чтобы я встретился с ним ближе к ночи. Весь день я натыкался на людей, которых видел прошлым вечером, и ни один из них не удивил меня своим обликом. Они выглядели сердитыми или радостными именно в той мере, в какой я ожидал. Это было безошибочно, как во сне. Под конец дня я встретился с моим ломовиком. Но к тому моменту напряжение меня отпустило. Потому что несколько часов подряд я ясно видел его в своих мыслях, и он выглядел слабым. И правда, когда я его встретил, так и оказалось: он трусил больше, чем я.
Отец усмехнулся.
— Знаешь ли, Дуги, — сказал я, — по-моему, на Аляске все так пьют, что их сознание блокируется и в чужие головы они уже не лезут.
Он кивнул:
— Северный климат. Ирландия. Скандинавия. Россия. Жрут как чумовые. — Он пожал плечами. — Но я еще не понимаю, как это связано с твоим предметом.
— Я говорю, что люди не хотят жить в головах друг у друга. Это слишком опасно. Слишком по- звериному. Совпадения сигнализируют о том, что им недалеко до такого состояния.
— А с чего это начинается? — спросил Дуги.
— Трудно сказать, — ответил я. Потом вдохнул поглубже. В конце концов, отцовское презрение — еще не самое худшее из того, с чем, быть может, придется бороться. — Я думаю, когда вот-вот должно случиться что-то важное и неожиданное, люди оставляют свою обычную болтовню. Их мысли начинают притягиваться друг к другу. Надвигающееся событие как будто создает вакуум, и мы начинаем двигаться к нему. Самые дикие совпадения сыплются подряд, с сумасшедшей скоростью. Это вроде естественного явления.
Я почти ощущал, как он взвешивает свое прошлое. Переживал ли он нечто подобное тем утром, когда в него стреляли?
— Какие надвигающиеся события ты имеешь в виду? — спросил он.
— Плохие события.
Он сохранял осторожность.
— Например?
— Хотя бы убийство.
Он поразмыслил над моими словами. Затем качнул головой, будто говоря: «Не нравится мне такая подача». И взглянул на меня.
— Тим, — сказал он, — ты помнишь инструкцию для барменов?
Я кивнул. Когда я приступал к работе бармена, Дуги выдал мне следующее расписание. «Сын, — сказал он, — запомни вот что. На улицах Нью-Йорка время зевак — с двенадцати до часу ночи, пожары — с часу до двух, налеты — с двух до трех, драки в барах — с трех до четырех, самоубийства — с четырех до пяти и автомобильные аварии — с пяти до шести утра». Я никогда не забывал этого строгого графика. И он действительно оказался полезным.
— Насчет убийств правила нету, — заметил он теперь.
— Я говорю не о Нью-Йорке, — сказал я, — а об этом городе.
— Хочешь сказать, что у вас здесь убийство — что-то из ряда вон выходящее? — Я буквально видел, как он примеряет холодную сырость Кейп-Кода к пылу и крови этого деяния. — Да, — сказал он, — пожалуй. Согласен с тобой. — Он выглядел не очень-то счастливым. — И в чем суть нашего разговора?
— Я запутался в совпадениях, — сказал я.
— Стало быть, по твоей логике, ты близок к чему-то плохому, — откликнулся он.
— Не просто близок.
Он выдержал паузу.
— На прошлой неделе здесь было самоубийство, — сказал я, — хотя этого человека, возможно, и убили. В ночь, когда это случилось, я, похоже, увел у него женщину. — Тут мне на ум пришла очень странная мысль: поскольку у моего отца рак, все, что я скажу ему, никогда не станет известно прочим. Пожалуй, в этом заключалось одно из преимуществ рака. Он мог принимать в себя факты, как могила, не выпуская их обратно. Значило ли это, что мой отец уже стоит одной ногой в мире духов?
— Есть и еще кое-что, — сказал я. — Пока местные об этом не знают, но за последнюю неделю в нашем городе были убиты две женщины.
— Ох, — сказал он. Это были серьезные новости, даже для него. — Кто их убил?
— Не знаю. Только догадываюсь, но не уверен.
— Ты видел трупы? У тебя нет никаких сомнений?
Я очень не хотел отвечать. Покуда я больше ничего не сказал, мы могли бы и дальше прикидываться, что просто выпиваем на кухне; мы могли окутать его визит убаюкивающими воспоминаниями о прежних хмельных блужданиях по белым пятнам философии. Но уже моя следующая фраза вытащит нас, трезвых, промокших, на другой берег.
Наверное, я слишком долго медлил с ответом — отец даже повторил вопрос.
