выздоравливающего после операции! Первая прогулка обвиняемого, признанного невиновным! Но утешьтесь, друг мой. Задержку ленча вам компенсирует встреча со мной!
– Несомненно, это приятное событие, – сдержанно отозвался Джим, которому не нравились театральные жесты, тем более в общественных местах.
Ано усмехнулся. Стремление Джима выглядеть благопристойно начинало доставлять ему удовольствие.
– Сейчас я вознагражу вас, – заявил он, хотя, за что именно его собираются вознаградить, Джим понятия не имел. – Вы пойдете со мной. В этот час на Террасной башне Филиппа Доброго[30] весь мир будет принадлежать нам.
Ано направился в просторный двор ратуши. Позади длинного флигеля возвышалась на полтораста футов над землей квадратная башня. Поднявшись на триста шестнадцать ступенек, Ано и Фробишер оказались на восточной стороне крыши под безоблачным майским небом Франции. У Джима перехватило дух при виде открывшейся перед ним панорамы. Прямо перед ними находилась стройная апсида[31] церкви Богоматери, прекрасная, как дамское украшение, и каким-то чудом пережившая столько веков, а дальше тянулась зеленая равнина, перемежаемая сверкающими водными потоками и усеянная маленькими деревушками.
Ано сел на каменную скамью и протянул руку.
– Смотрите! – с гордостью воскликнул он. – Вот ради чего я привел вас сюда!
Джим увидел высившуюся далеко на горизонте огромную массу Монблана,[32] белую, как серебро, мягкую, как бархат, на которой, подобно пламени в очаге, вспыхивали и гасли золотые пятнышки.
– Ого! – заметил Ано, наблюдая за лицом Джима. – Выходит, у нас есть кое-что общее. Возможно, вы стояли на вершине этой горы?
– Пять раз, – ответил Джим с улыбкой, вызванной пробудившимися воспоминаниями. – Надеюсь сделать это снова.
– Счастливчик! – не без зависти произнес Ано. – я видел ее лишь на расстоянии. Но даже издалека это зрелище успокаивает нервы, словно молчаливая компания старого друга.
Джим мысленно блуждал по снежным склонам и каменным гребням. Детектив говорил истинную правду – именно такие трудноуловимые эмоции вызывают горы у людей, питающих к ним страсть. Он с любопытством посмотрел на Ано.
– Если вы нуждаетесь в успокоении, значит, вас тревожит это дело? – с сочувствием спросил он. Отдаленное видение словно парящей в голубом небе арки из серебра и бархата сблизило обоих.
– Очень тревожит, – медленно отозвался детектив, не сводя глаз с горизонта, – и по многим причинам. Что вы о нем думаете?
– Я думаю, мосье Ано, – сухо ответил Джим, – что вам не нравится, когда кто-то, кроме вас, задает вопросы.
Ано засмеялся, словно одобряя выпад собеседника.
– Да, вы хотели задать вопрос очаровательной мадемуазель Апкотт! Скажете, если я правильно угадал то, что вы собирались спросить. Было ли лицо, к которому она прикоснулось в темноте, мужским или гладким женским.
– Да, верно.
Теперь пришла очередь Ано с любопытством взглянуть на Джима. На лице детектива явственно отражалась мысль: «Придется уделять вам особое внимание, друг мой», но он не стал облекать ее в слова.
– Я не хотел, чтобы этот вопрос был задай, – сказал Ано. – Почему?
– Потому что в нем не было нужды, а ненужные вопросы создают путаницу, которой следует избегать.
Джим не поверил ни единому слову этого объяснения. Он слишком хорошо помнил быстрое движение и взгляд, которым Ано удержал его. Оба были безошибочными признаками тревоги. Но Ано едва ли встревожила перспектива услышать ненужный вопрос. Несомненно, существовала куда более веская причина его поведения. Но Джим был не в силах ее понять.
Кроме того, являлся ли этот вопрос таким уж ненужным?
– Безусловно, – ответил ему Ано. – Предположим, мадемуазель коснулась в темноте лица мужчины с его грубой кожей, щетиной на щеках и подбородке и короткими волосами на голове. Разве это не было бы для нее самым жутким впечатлением от всего инцидента? Она наверняка отметила бы эту деталь в своем повествовании.
Джим признавал справедливость довода, но это не приближало его к решению проблемы – почему детектив так резко возражал против его вопроса. Однако следующее замечание Ано сразу же отвлекло Джима от этих мыслей.
– Мадемуазель Энн коснулась лица женщины – если только в ту ночь она вообще притрагивалась к чьему-то лицу.
– Вы считаете, что она нам солгала? – изумленно воскликнул Джим.
Ано протестующе поднял руку.
– Я ничего не считаю. Я ищу преступника.
Джим припомнил искаженное ужасом лицо Энн Апкотт и ее дрожащий голос.
– Не может быть, чтобы она лгала! Никто не сумел бы так убедительно изобразить страх.
Детектив рассмеялся.
