«Что? – с удивленным видом повторила я. – О, неужели вы забыли? Не может быть!»
С каждой моей фразой Эвелин все сильнее утрачивала способность притворяться, пока ее лицо не превратилось в белую маску, на которой сверкала ненавистью пара глаз. Я даже подумала, глядя на нее: «Подходящая маскировка для меня!» Но в тот же миг я поняла, что поступаю неосторожно, и быстро сказала: «Вы обещали мне снотворное на ночь, миссис Девениш. Я с нетерпением ожидала этого дня».
Ее лицо снова порозовело.
«Ну конечно! Я совсем забыла! – воскликнула она. – Разумеется, я дам вам снотворное, Джойс. Но я хочу, чтобы вы кое-что сделали для меня взамен. О, сущий пустяк! Вам это покажется глупым. Возможно, так оно и есть. Но я довольно суеверна… – Эвелин осеклась, как будто сказала слишком много. – Я прошу вас одолжить мне какую-нибудь вещь, которую вы обычно носите, – например, этот браслет. – И она указала на золотой браслет у меня на запястье. – Я верну его вам завтра».
Несомненно, я выглядела удивленной. Я не понимала, зачем мой браслет может понадобиться даже самой суеверной особе. Ведь это не талисман, который приносит удачу, а самая обычная золотая безделушка с огненным опалом на застежке. Тем не менее я сняла браслет и протянула его ей.
«Пожалуйста, берите», – с улыбкой сказала я. Эвелин Девениш почти выхватила у меня браслет. Потом она тоже улыбнулась, но с тайной насмешкой, как будто я совершила величайшую глупость.
До чая я провела время в саду – на тот день у нас не было назначено никаких мероприятий, – а потом отправилась в одиночестве на прогулку, положив в сумочку лак, маленькую кисточку и пару плотных перчаток. Я поднялась на холм к маленькой калитке в высокой живой изгороди сада Мирандоля. Поблизости никого не было видно. Я надела перчатки и наложила лак на столбики калитки и щеколду. Потом я связала в узелок бутылку, кисточку и перчатки и засунула его поглубже в живую изгородь, где мосье Ано, наверное, уже отыскал его.
Ано ограничился кивком. Сейчас было не время даже для самых подходящих идиом. Слушатели Джойс ощущали странное напряжение. Каждый чувствовал себя свидетелем событий, о которых ему рассказывали. Каждый присутствовал в Шато-Сювлак, наблюдая за одинокой отважной девушкой и ее крестовым походом против сил тьмы и дрожа от волнения. Джойс сидела напротив, но казалось, будто стены уютного ресторана рухнули и они шагали рядом с ней, участвуя в ее смелом предприятии.
– Когда я одевалась к обеду, Эвелин Девениш постучала в дверь и вошла в мою комнату.
«Я принесла снотворное, – сказала она. – Здесь немного больше кристаллов, чем в прошлый раз. Но все равно это не такая уж большая доза. Так что примите все».
Эвелин сунула мне в руку белый пакет и вышла. Пакет был значительно тяжелее предыдущего, и я побоялась использовать все кристаллы. Я растворила три четверти содержимого пакета в воде, перелила раствор в маленький пузырек, закрыла его пробкой и спрятала в ящик. Потом я спустилась обедать и увидела вас. – Джойс с улыбкой повернулась к мистеру Рикардо. – Впоследствии я испытала благодаря вам сильный шок, хотя вы об этом не знали, но в тот момент я очень обрадовалась. До тех пор я была одна, а теперь у меня появился союзник.
– Ну конечно! – воскликнул мистер Рикардо, чувствуя себя готовым на все теперь, когда опасность уже миновала. Однако он не понимал, каким образом мог встревожить Джойс. Очевидно, она ошибалась. Ее воспоминания о той страшной ночи, естественно, были весьма смутными.
– Я все сильнее радовалась вашему присутствию, – продолжала Джойс, – потому что в тот вечер мы все нервничали, за исключением Робина Уэбстера. Он выглядел таким спокойным и уверенным, как будто у него не было других забот, кроме той, пойдет ли дождь вовремя, чтобы увеличить урожай. Но остальным было не по себе, а когда прибыл аббат Форьель и рассказал о краже облачения, думаю, мы все оказались на грани истерики. Я знаю, что допустила ужасную оплошность, когда воскликнула, что это не я распространяю холод. В столовой не было ни одного человека, кроме слуг, миссис Тэсборо и мистера Рикардо, который бы не понял, что я имею в виду. Я выдала свою осведомленность об ужасной тайне, которая связывала эту маленькую группу людей, так же явно, как если бы встала и прокричала о ней на всю столовую. Помню, как Эвелин Девениш, когда миг испуга миновал, бросила торжествующий взгляд на Робина Уэбстера. Выражение ее лица заявляло недвусмысленно: «Что я тебе говорила? Она знает!»
После обеда на террасе состоялось краткое совещание между Эвелин, Робином Уэбстером и де Мирандолем. Но у них не было оснований думать, что мне известно об их планах на эту ночь, а что касается завтрашнего дня… ну, Эвелин Девениш уже сделала необходимые приготовления насчет меня. На миг я испугалась, что церемонию могут отложить до пятницы, а у меня не было предлога, чтобы менять свои намерения. Утром я должна была уехать. Но под конец совещания де Мирандоль произнес своим тонким голосом: «Значит, в час ночи». Эвелин что-то возразила, но он добавил: «Завтра», и все засмеялись.
Следовательно, мой план можно было осуществить. Я уже говорила, что теперь в мои обязанности входило готовить напитки. Под этим предлогом я ускользнула к себе в комнату, достала пузырек со снотворным и, держа его в носовом платке, вернулась в гостиную как раз вовремя, чтобы услышать, как миссис Тэсборо велит Дайане смешать напиток для аббата. Дайана, как, безусловно, помнит мистер Рикардо, вошла в комнату последней и попросила у меня бренди с содовой. Стол с напитками стоял таким образом, что я оказалась спиной к комнате. Я вытащила пробку из пузырька, налила в стакан немного бренди, а потом, держа в левой руке сифон, добавила содовую воду. Под прикрытием шипения, издаваемого сифоном, я смогла одновременно вылить в стакан содержимое пузырька. Сразу после этого аббат и другие гости удалились, а мы разошлись по нашим комнатам. Было еще рано.
– Да, – кивнул мистер Рикардо. – Я помню, что было ровно без десяти одиннадцать, когда я начал готовиться ко сну.
– Я решила подождать полтора часа, прежде чем пробраться в комнату Дайаны. Сняв платье, я быстро надела халат, черные туфли и чулки. Но потом мне было нечего делать, а время тянулось ужасно медленно. С каждой минутой меня все больше страшила опасность, которой мне предстояло подвергнуться. Я видела себя разоблаченной, с сорванной с лица маской и представляла себе Эвелин Девениш, пожирающую меня злобным взглядом. Но интуиция подсказывала мне, что даже она не может быть так жестока, как де Мирандоль с его красными губами и дряблой физиономией. А при одном взгляде на мою кровать с ее аккуратно подвернутой белой простыней меня начало клонить ко сиу. «Что, если лечь спать? – говорила я себе. – Дайана все равно этой ночью не сможет выйти из дому, а это самое главное».
Конечно, это не соответствовало действительности. Самым главным было не допустить возможности повторения церемонии в присутствии Дайаны. Но подушки неудержимо тянули меня к себе, и я бы поддалась искушению, если бы не стыд при мысли о том, что все мои планы обратятся в ничто из-за того, что я не сумела держать глаза открытыми. Я встала и выключила свет. В темноте, не видя простыни и подушки, я почувствовала себя бодрее. Мне повезло, что я это сделала, так как через несколько минут, сидя на краю кровати, я услышала тихие шаги на винтовой лестнице. Кто-то – это могла быть только Эвелин Девениш – подслушивал у моей двери с целью убедиться, что я сплю. Я испугалась, что опоздала, что мне следовало уже быть в холле одетой и полностью готовой. Опасаясь, что Эвелин направилась в комнату Дайаны, я
