— Нашли что-нибудь? — спросил его Райкер.
— Только заброшенные лагеря, — лейтенант хлопал себя по карманам в поисках сигарет и я предложил ему «Пэлл-Мэлл». — Спасибо.
— Говорят, что ВК не хочет воевать с Кавалерией.
— Не могу их обвинять, — сказал лейтенант. — Каждый раз мы из них вышибаем говно.
Ну да, пока у нас есть вертолеты, «Фантомы» и В-52, подумал я.
— Может, война почти закончилась.
— Может, и так. Все время болтают о переговорах. Джонсон прижал их на севере, а мы плющим их здесь. Может, они и видят, что победить им никак.
— Точно, — сказал Райкер. — Непонятно, как пидоры мелкие вообще могут продержаться дольше. Макнамара говорит, что нас осталось дел меньше, чем на год. Кое-кто даже болтает, что не придется служить командировку до конца.
— Вполне возможно, — сказал лейтенант. — По крайней мере, Дакто наш.
— Есть у нас парень в роте, зовут Уэндалл. Он говорит, что то же самое вьетнамцы сделали с французами, — сказал я.
— Что сделали? — спросил лейтенант.
— Заставили их думать, что они побеждают. Позволили разбить лагеря и все такое, а потом — бабах!
— Сейчас война совсем другая, — лейтенант выкинул сигарету в росистую траву. — Французы не могли так передвигаться, как мы.
Он хлопнул по полу «Хьюи»:
— Вся разница вот в таких машинах. Как можно партизанить против армии, которая способна в любой момент оказаться где угодно?[44]
— Да, тут вы правы, — ответил я. — Нечего Уэндаллу умничать.
— Похоже на то, — отозвался лейтенант.
— Ну, — сказал Райкер. — Теперь понятно. Вернуться домой пораньше, натрахаться, а потом уже и вещи разобрать.
— Ладно, мне пора. Не берите в голову, — лейтенант улыбнулся и пошел к своим солдатам. — Филлипс, собери людей и забросьте эти ящики обратно на «Хьюи».
— Дальше что? — спросил я Райкера.
— Вернемся обратно, сбросим это барахло, а дальше надо куда-то доставить каких-то беженцев.
Черные пижамы, конические панамы, свиньи, втиснутые в корзины, цыплята, вытянувшие головы и лежащие вверх ногами, дети с широко открытыми глазами, плачущие младенцы, скатанные циновки, посохи, вязанки дров и покореженные ящики, обитые железом, державшиеся на честном слове — все это набили в «Хьюи».
— Ну и зоопарк, — ворчал Райкер. Когда турбины завыла, свинья начала визжать. Я обернулся и увидел молодую мать — она прижимала ребенка лицом к своей груди и смотрела на нас глазами, огромными, как блюдца. Я кивнул ей и улыбнулся. Она торопливо кивнула и улыбнулась в ответ. Господи, им же страшно, подумал я. Как бы чувствовал себя я сам, если бы иностранцы заставили меня и мою семью забраться в какую-то странную штуковину и повезли бы по воздуху прочь моего от дома неизвестно куда?
— Завоевать сердца и умы, — сказал я.
— Вот херня-то, — отозвался Райкер.
Мы летели на север, мимо Дакто и пересечения границ Камбоджи, Лаоса и Вьетнама. Горы были самыми высокими из всех, что я видел. Облака тумана укрывали влажный, зеленый мир.
Мы были на своем месте в строю из десяти машин и шли по долинам, чтобы не попасть в облака. За темным пиком, вершина которого терялась в белизне, в долине, обнаружилась рыжая, недавно построенная взлетная полоса. За стеной из мешков с песком сбивались в кучу свежепостроенные хижины с жестяными крышами. Добро пожаловать домой, подумал я. Люди позади меня внимательно смотрели, как строй вышел из дымки в небе, чтобы сесть на рыжей земле.
Невысокие солдаты АРВ с винтовками на ремне принялись вытаскивать всех из вертолетов. Напуганная мать оглядывалась на двоих детей. Солдат схватил свинью и швырнул ее в кучу барахла, перехваченного веревками. В грохоте нашего вертолета свинья беззвучно визжала и извивалась, как живая колбаса. Один из детей плакал навзрыд. Его мама судорожно схватила его с пола кабины и усадила на колени. Ребенок вцепился ей в кофту, а она, пригибаясь от вихря, поднятого винтом, направилась к своим вещам.
Я смотрел на нее, пока мы взлетали. Мы набирали высоту и она становилась все меньше. Вскоре она превратилась в обычное воспоминание — растерянная, напуганная, оторванная от дома, где жили ее предки. В этот момент я ненавидел коммунистов и мне было стыдно, что я американец. Но мне часто говорили, что я слишком уж чувствителен.
Мы перебрасывали беженцев весь следующий день. Предполагалось, что мы закончим прочесывание долины Иадранг и вернемся в зону «Гольф». Однако к сумеркам мы высаживали у новой деревни последнюю партию людей. Старик решил не лезть и вернуться утром.
Двадцать машин приземлились на травянистый гребень горы в сгущающихся сумерках. На этом гребне стоял временный лагерь АРВ. Для нас установили две большие палатки.
Мы с Райкером отнесли в палатку свои спальные мешки и, при свете армейских фонариков, надули матрасы.
На ужин были пайки; их ели рядом с вертолетами. Райкер и Реслер уселись на пол кабины и ели из банок, а я возился с консервным ножом, пытаясь открыть жестянку с цыплятиной. И в тот самый момент, когда я отгибал покореженную крышку, тишина взорвалась.
«Ввомп!» — и звон. Звенело у меня в ушах. Никто не озвучил очевидный факт: минометы. Банки залязгали о пол, тени бросились врассыпную. Я бросил свою банку и побежал к мелкой яме, которую приметил при заходе на посадку. Она была всего футах в двадцати. «Ввум!» Я увидел яркую вспышку, с которой мина разорвалась в сотне ярдов от меня. Упав на траву, остаток пути к яме, я проделал ползком. «Ввуммм!» В яме уже лежали два человека из экипажа машины, стоявшей перед нами. «Ввумм-ввумм!» Черт побери! Что делать-то? «Ввум!» Проклятье, было очень близко! Я вскочил и побежал обратно к вертолету. Вертолет всегда вытаскивал меня из неприятностей. «Ввуммм!» При вспышке я увидел свою тень на хвостовой балке и черную надпись «АРМИЯ США». Я бросился на землю и закатился под днище. Я задел плечом за сливной клапан и рассек кожу. Разума я лишился уже давно и просто полз к носу машины, подальше от топливного бака. «Ввум!» я добрался до передних стоек шасси и остановился.
— Черт возьми! — заорал я. — Ебаный в рот!
И тут до меня дошло, что «Хьюи» — просто тонкий слой алюминия с магнием, плюс плексиглас, плюс реактивное топливо, и если мина попадет, я вознесусь на небо в облаке дыма.
— Пошел прочь от машины, дебил вонючий! — прикрикнул я на себя. Я пополз по траве в фут высотой, вжимаясь в сырость носом. Через десять футов остановился. «Ввум!» Это было справа. Шлема нет. Оружия тоже. Я проклял свой идиотизм и проглотил всхлипы. Тишина! По моей щеке пополз жук. Я услышал приглушенное «ввумпф», а потом хлопок. В небе повисла осветительная ракета. «Ввумпф-хлоп», «ввумпф- хлоп». Тени от «Хьюи» дико плясали на траве. Ракета потускнела и погасла, скрывшись за склоном холма. В свете ракет обозначились ленивые полосы дыма, пересекавшие небо. Тишина. Они прекратили? Еще через десять минут лежания в траве, я услышал голоса:
— Все.
— Господи Иисусе! Ну и повезло же тебе! — и я встал. Плечо, которым я ударился о клапан, болело. Я поверил в Бога. Серьезно. Я дошел до своей машины, опустился на колени и обшарил траву в поисках уже открытой банки с цыпленком.
Туман был такой густой, что от палатки я едва различал «Хьюи». Дальние горы, которые мы видели вчера, исчезли. Реслер проснулся раньше меня и я увидел приветливый оранжевый огонек его печки рядом
