Кайдо, стоявший рядом, злобно рассмеялся и сделал два шага вперед, а потом вскинул руку.
И стало страшно. Сухие щелчки выстрелов, как первые капли дождя, в секунду превратили площадь в бушующую бурю. Серо-зеленые волны накатывались на волнорез дома с колоннами и то пробивали его защиту, оставляя на серой брусчатке неподвижные тела и дым, то откатывались назад, и в них появлялись алые прорехи.
Антон видел пляшущие вокруг лица, руки, с металлом и без, видел, как крошится булыжник под гусеницами танков, прикрывающих боком, словно крабы, пробирающихся вперед людей.
Динамик что-то орал, но гул заглушал его, а вопли и визг, доносящиеся откуда-то сзади, раздражали настолько, что Антону захотелось повернуться и полоснуть очередью по тем, кто приперся сюда «посмотреть» — на всю эту бесталанную овечью толпу, сминающую сейчас в кашу первые ряды, повисшие на колючей проволоке.
Ненависть била в голову, как крепкий алкоголь, и не одному Антону визг и перебежчики с камерами, пробравшиеся за заграждение, встали поперек глотки. Упал кто-то сбоку, обливаясь кровью, кто-то в гражданской курточке и рыжих ботинках, а прямо по нему пронесся подросток с завязанным шарфом лицом и разбитой бутылкой в руке. Его перехватили где-то в толпе, но было поздно — в пробитую им брешь сунулся кто-то с мятым транспарантом, а потом еще…
— Кайдо! — сорванным голосом заорал Антон.
— Вижу, — отозвался Кайдо откуда-то из-под руки. — Мне надо точно знать, убивать их или нет.
— Откуда я знаю? — огрызнулся Антон. — Да поздно уже… все превратилось в…
Его слова заглушил рев сирены и многоголосый длинный вой.
А потом все стихло.
Только одинокая машина «скорой помощи» пробиралась сквозь медленно расступающихся солдат. Водитель старался не смотреть по сторонам. Его руки прыгали на руле.
Антон присмотрелся — на искрошенных ступенях чернели тела-кочки. За ними распахнутый зев снесенных с петель дверей и дым, выбивающийся клубами.
Грохнуло что-то сверху, раскатилось и долго не утихало.
— Дождь будет, — сказал Кайдо и облизнулся. Его глаза горели, руки были в крови.
— Дальше-то что?..
— А не знаю, — ответил Кайдо. — Я свое дело сделал.
Глава 12
Смерть
А дальше была пустота. Кое-где вспыхивали стихийные митинги, но они состояли, в основном, из тех, кому просто нечего делать. Оцепленные полностью районы, настороженные уставшие люди на никому не нужных постах, разбитые витрины магазинов и панические отрывочные новости по телевидению — перечисления увечий, нанесенных мирным гражданам, «случайно» попавшим в зону действий «потерявших человеческий облик» военных.
Многочисленные аресты, проводимые неизвестно по чьему приказу, какая-то траурная процессия с наспех развернутыми флагами. Быстрое интервью с одной из Сестер Жизни, выступившей с резким осуждением действий военных — с гладко причесанными черными волосами девушка, сверкая глазами, вещала о том, что установившийся мир и благоденствие очищенной нации пытаются разрушить грязными руками жаждущих куска кровавой власти… И обещание, что все скоро встанет на свои места и виновные будут наказаны.
Кайдо лениво заметил, что вышку телевещания тоже неплохо бы взять под контроль — «балаболят там всякие»… Но Антон не согласился — там нет никого, кто был бы по-настоящему виноват.
Нервная система управления была разрушена. Организм города покрывался язвами, и судороги сотрясали его, оставшегося под разрозненным контролем над несколькими узловыми центрами.
Антон не знал — но к тому моменту, как Игорек от боли прокусил губу и уперся лицом в плоскую подушечку, выгнувшись и выставив острые лопатки, в аэропорту завязался новый бой — измученные солдаты, за сутки не сомкнувшие глаз, встречали собранных, выспавшихся и бесстрастных наемников, высадившихся из пяти самолетов с зеленой миротворческой полосой на борту.
И снова защелкали выстрелы, а потом грянул взрыв, надувшись тугим горячим облаком.
Стекла многометровых окон аэропорта осыпались сверкающим дождем, превращая людей внизу в калек и лоскуты.
В аэропорту остался Кайдо, а Антону Крис сказал — встречай Игорька. Поверь мне, он важнее всего.
Тот, кто был важнее всего, походил на высохший коралл — состоял из углов и линий, тонкими руками царапал матрас, выгибался, оставляя на подушке и одеяле пятна крови. Глаза у него были мутными, и свет в них не отражался.
Отец Андрюша, смирно сидевший возле него, побелел и тоже стал неузнаваемым.
— Интересно, — сказал Антон, желая его отвлечь. — А куда делась та блондиночка?
Отец Андрюша поднял голову.
— Сестра Жизни, — пояснил Антон. — Вместо нее по телеку сегодня была какая-то смурная ворона.
— Я же не смотрю телевизор, Антоша.
Отец Андрюша положил руку на плечо приподнявшегося вдруг Игорька.
— Не надо.
Игорек отбросил его руку и снова выгнулся, словно на оголенный провод попал.
— Вот что, — сказал Антон, роясь в карманах. — Сиди здесь, отец, я пойду поищу ему что- нибудь.
— Что? — встревожился отец Андрюша.
— Обезболивающего. — Антон затянул шнурки капюшона. — А лучше — отравы посильнее. — Он шагнул в затемненный коридорчик, пригнувшись, обернулся и улыбнулся, показывая, что идея с отравой всего лишь шутка.
Отец Андрюша посмотрел на него, шевельнул было губами — предостеречь, отговорить… но не стал.
Антон на секунду прикрыл глаза, собираясь с духом, и нырнул в узкий проход, не оборачиваясь.
Отец Андрюша остался сидеть на ящике возле Игорька. Подумал немного, поискал что-то под ногами и вынул полупустую бутылку. Приложился к горлышку и с трудом сделал несколько глотков. Легче ему не стало — темнота и метры земли над ним давили со всей силой обреченности. Игорек дышал неровно, но различимо.
Он долго не двигался, но потом, когда отец Андрюша уже решил, что приступ прошел, вдруг завозился и раскрыл глаза.
— Когда он ушел? — ясно и отчетливо спросил он.
— С полчаса, — ответил отец Андрюша.
Игорек повернулся на бок, потом пополз куда-то в сторону.
— Вставай, вставай… — уговаривал он кого-то. — Вставай же…
И поднялся, сначала опираясь на локти, потом на колени.
— Покажи выход, — сказал он отцу. — Быстрее!
— Ты лучше полежи…
— Да ты с ума сошел! — выкрикнул Игорек и сам побрел по комнатке, старательно огибая трубы и вентиль.
На него страшно было смотреть — на светлые слипшиеся волосы, рыжие пятна крови, черную отметину на губе и запавшие полупрозрачные глаза, которые — отец Андрюша готов был поклясться, — видели сейчас совсем не то, что видит он.
— Стойте… — забормотал Игорек, беспомощно озираясь. — Остановитесь! Не… — и вдруг
