славного корабля — такова, что я предпочел бы не писать и даже не вспоминать об этом. И не только потому, что эта история имеет печальный конец, а главным образом потому, что в ней многое остается неясным.
9 сентября «Уоху» вышла из Пирл-Харбора с заданием 20 сентября проникнуть в Японское море через пролив Лаперуза. Ей было приказано патрулировать в районе южнее 43 параллели, а подводной лодке «Софиш» севернее. После захода солнца 21 октября «Уоху» должна была покинуть район боевых действий и дать о себе знать по радио 23 октября при проходе через цепь Курильских островов, то есть уже на пути в базу.
Но эту радиограмму нам не суждено было получить. Когда все сроки истекли, распространился слух, что «Уоху» по ошибке была потоплена русским сторожевым кораблем и что многим членам ее экипажа удалось спастись. Мы втайне надеялись, что это правда, но держали дело в секрете, не желая пробуждать ложных надежд у скорбящих жен и семей погибших. Во время войны ходило немало таких слухов о якобы уцелевших подводниках. Отцы, матери и жены нередко присылали мне письма, в которых сообщали, что они узнали от «авторитетного человека в Вашингтоне», будто такая-то подводная лодка была потоплена у группы островов в мелководном районе и кое-кто из ее экипажа мог спастись. И чего еще только не писали! А на поверку оказывалось, что мелководье, о котором говорилось в письмах, достигало нескольких сот метров глубины и выход из затонувшей на такой глубине подводной лодки был немыслим. Иногда трагедия происходила в ледяной воде у Курильских островов — в ней человек не мог бы продержаться и нескольких минут. При таких обстоятельствах подавать напрасные надежды было бы непростительной жестокостью. Как показывают факты, из затонувших подводных лодок спаслось всего пять процентов личного состава.
Что же случилось с «Уоху»? Трудно сказать. Ее никто не видел после того, как она во второй раз вошла в пролив Лаперуза. И только маленькая заметка о морских операциях против Японии, появившаяся 18 октября 1943 года в журнале «Тайм», проливает некоторый свет на эту печальную историю. В заметке, озаглавленной «Стук в дверь», говорилось: «В бурном Корейском проливе, через который двухпалубные паромы перевозят железнодорожные составы из Японии в Корею и обратно, союзная подводная лодка выпустила торпеду. Как сообщает токийское радио, «паром затонул в несколько секунд, при этом погибло 544 человека».
Как полагают, подводная лодка, «постучавшаяся» в японскую дверь, была американской. Ее прорыв во внутренние воды противника является подвигом, который по своей дерзости стоит в одном ряду с такими событиями второй мировой войны, как прорыв немецкой подводной лодки под командованием Гунтера Приена в Скапа-Флоу, нападение японцев на Пирл-Харбор, налет американцев на Токийскую бухту».
Сюда можно было бы причислить и прорыв английских подводных лодок через Дарданеллы во время первой мировой войны.
В журнальной статье не сообщалось названия подводной лодки, потому что в те времена не обо всем можно было говорить открыто. Но сейчас рассеялись всякие сомнения относительно того, о какой подводной лодке шла речь. Это была «Уоху».
Журнальная статья явилась своего рода некрологом Мортону и его экипажу.
В своей записной книжке я писал об этом несколько иначе: «Никаких сведений о Маше. Это тягчайший удар, и мое сердце разрывается на части. Господи, воздай японцам по заслугам. Они еще поплатятся за это. Впрочем, Маш и так получил с них приличный аванс».
Прочитав сообщение журнала, наши подводники, которые знали, где находится Мортон, приготовились отметить его возвращение. Прибытие «Уоху» ожидалось со дня на день, но ее все не было. Тогда стали говорить, что она запаздывает, а через некоторое время: «Запаздывает, а, возможно, погибла». И лишь спустя много недель и месяцев, когда исчезла всякая надежда на ее возвращение, «Уоху» была занесена в список кораблей, погибших вместе со всем экипажем. Впрочем, она прихватила с собой немало японцев.
В моем кабинете висела большая, во всю стену, оперативная карта. Маленькими значками отмечались на ней подводные лодки в районах боевого патрулирования. На каждом значке был нарисован силуэт соответствующей подводной лодки и нанесено ее наименование.
В Японском море, там, где и полагалось быть подводной лодке «Уоху», одиноко торчал значок, обозначавший ее. Глубокая скорбь овладела мною, когда я понял, что и эту подводную лодку придется отнести к числу погибших. В списке наших потерь, который был открыт подводной лодкой «Силайэн», «Уоху» числилась двадцать первой. Ко дню победы над Японией мы недосчитывали уже 52 подводные лодки.
В этом скорбном списке все погибшие корабли были одинаково дороги нам, и мы испытывали равную горечь утраты при известии о потере любого из них. Но обстоятельства двух последних походов «Уоху» сделали ее как бы символом всего того прекрасного, мужественного и героического, что характеризует подводников, не поколебавшихся отдать свои жизни во имя защиты родины. Я знал их всех и любил.
Вскоре после появления статьи в журнале «Тайм» и задолго до того, как «Уоху» занесли в список погибших кораблей, я решил, что не стоит продолжать игру с огнем. Японцы, немало оскандалившиеся в последнее время, теперь будут начеку и не допустят беспрепятственного прохода наших подводных лодок в Японское море через пролив Лаперуза, да еще в надводном положении. Но я знал, что недалек день возмездия и час расплаты. Придет время, и мы с лихвой получим с них и за «Уоху», и за Мортона, и за его команду. И я не ошибся.
Но для этого прежде всего нужно разработать способы проникновения подводных лодок в Японское море в надводном или подводном положении. Предстояло создать устройство, которое могло бы точно определить места минных заграждений противника в первую очередь в трех проливах, ведущих в Японское море. Мы решили, что больше не будем стучаться в дверь. В следующий раз мы подберем к ней ключи или взорвем ее. В моей голове уже начал вырисовываться план этой трудной операции.
В начале 1943 года я все еще выступал в роли жонглера, выполняющего различные трюки со всякого рода военной техникой и оружием — торпедами, артиллерийскими орудиями, средствами защиты подводных лодок и борьбы с ними и т. д. Многое нужно было изменить, усовершенствовать, отбросить все устаревшее и изобрести новые боевые средства, не известные противнику, ибо на войне, по признанию военных деятелей всех времен, страх перед неизвестным подрывает боевой дух противника и приводит его к поражению.
Мое первое знакомство с наиболее важным из этих неизвестных состоялось в конце зимы 1942–1943 года, когда я совершал инспекционную поездку по обширному району от Гавайских до Алеутских островов и от Аляски до Калифорнии. Именно тогда, во время короткой остановки в Сан-Диего, у меня родился план «операции Барни» плюс «морские дьяволы» — основной формулы для создания так называемого «волшебного ключа».
3. Волшебный ключ к заминированным дверям
Положение с ремонтом подводных лодок в Сан-Диего было неутешительным. Вместо небольшого отдыха, на который я так рассчитывал, на мою голову свалилась куча забот, а затем пришел приказ выехать в Вашингтон и доложить начальнику морских операций, как обстоит дело с торпедами. Это означало, что мне не избежать ожесточенной схватки в артиллерийском управлении. Поэтому я с радостью ухватился за возможность несколько развеяться, посетив окутанное глубокой тайной учреждение, в котором производились совершенно секретные научные изыскания. Учреждение называлось военно-морской научно-исследовательской лабораторией. Этот центр научной мысли, занимавшийся вопросами оборонительной и наступательной войны на поверхности моря и под водой, размещался в неказистых с виду строениях на старом Пойнт-Лома, напротив Норт-Айленд, у входа в бухту Сан-Диего. Исследования здесь велись под руководством доктора Джорджа Харнуэлла, директора отделения военно-научных исследований Калифорнийского университета.
Капитан 2 ранга Гордон Кэмпбелл — командир соединения подводных лодок, базировавшихся на Сан- Диего, который устроил для меня посещение этих лабораторий, заверил меня, что оно будет интересным и полезным.
— Вы увидите там такие штучки, — пообещал он, — что вам покажется, будто вы попали с Алисой в
