Были ли вы влюблены, женаты, была ли у вас семья?
Учитель печально улыбнулся:
— Вы что, еще одно Евангелие написать хотите? «От Аналитика»? Если же серьезно, то, конечно, в моей жизни была любимая женщина. Но наше время не предполагало женитьбы по взаимной любви. В наше время в моем возрасте женились по решению родителей и сугубо по расчету. Ее родители были против и в итоге выдали замуж за гораздо более состоятельного стеклодува из Иерусалима. С течением времени она про меня почти забыла, нарожала детей и стала почти счастливой. Хотя «почти» — глупое слово. Разве счастье может быть полным и постоянным? Я же ее забыть не смог, не смог жениться и обзавестись семьей. Хотя иногда женщинам нравилось проводить со мною время. Я думаю, скорее из жалости.
— Учитель, но если у вас была несчастная любовь, вы, скорее, должны не любить женщин…
— Во-первых, дорогой друг, любовь никогда не бывает несчастной. Муки неутоленной или потерянной любви — это такое же наслаждение, как и обладание любимым человеком. Я бы никогда не хотел забыть своих страданий. Даже спустя две тысячи лет. Та шестнадцатилетняя девочка всегда будет жить в моем сердце. Во-вторых, говоря о моем нехарактерном для того времени пиететном отношении к женщинам вообще… Вы помните, я сегодня упомянул об одном секрете? Который знают только те, кому посчастливилось общаться с Богом?
— Я обещаю хранить тайну!
— Так вот: Бог говорил со мною женским голосом. Друг мой, Бог — это женщина.
Глава 8
Спустя некоторое время Аналитик и Мари не торопясь шли по истертым плитам каменных каньонов переулков Джебуса. Жаркое солнце клонилось к закату. Воздух был полон ароматами растений, обычно ассоциируемых со Средиземноморьем. Тени от зеленого солнца стали гротескно длинными. Они молчали. Аналитик по-прежнему обдумывал, что бы такого сказать уместного и умного, когда Мари наконец молчать надоело, и она решила взять построение связной беседы в свои руки.
— Я ничего о вас не знаю. Кроме того, что вы помогли мне и что теперь у вас неприятности.
— Неужели Учитель ничего не рассказал? Мне показалось, что мог бы… При его-то отношении к вам.
— Бросьте, по-моему, Учитель — это большой ребенок во всем, что касается женщин. В любом случае я не смогла бы относиться к нему, как к простому мужчине. А для него? Взять и отказаться от репутации великого аскета? Вы можете представить новость: «Учитель женился на грешнице-кульпитке!»? Представляете, какой бы удар это нанесло по всему, что построено его именем?
— Нет. То есть представить-то я могу что угодно. Учитель в белом фраке, волосы заплетены в косичку, шампанское и торт с распятием из марципана, толпы народа с цветами… Монахини бросают монастыри и выходят замуж. Но выглядит все это действительно дико. И все же неужели вам даже не льстит внимание величайшего из когда-либо живших людей?
— Льстит! Но мое сердце занято.
— Муж?
— Дочь. Судя по вопросу, детей у вас нет. А жена?
— Была. Я любил. Но этого оказалось мало. Или, наоборот, слишком много. В общем, я надеюсь, что она более счастлива со своим новым спутником. Я вам нравлюсь?
От неожиданности вопроса обычно сдержанная Мари прыснула от смеха и с новым кокетливым интересом посмотрела на Аналитика. У того сладко заныло в груди: смех делал ее неотразимой. Возможно, потому что смеялась она редко.
— Это вас в армии научили? Задавать женщинам прямые вопросы? И вы всегда получаете прямые ответы?
Аналитик вздохнул. Как бы он себя ни вел с женщинами, слишком застенчиво или, наоборот, слишком прямолинейно, результат был всегда один и тот же: он оказывался в дурацких ситуациях, которые они неизбежно и полностью контролировали.
— Нет, не всегда, — меланхолично ответил он, — как, например, в данном конкретном случае.
— Я же не сказала «нет»! — звонко засмеялась Мари. — Боже мой, как, оказывается, приятно пофлиртовать с симпатичным мужчиной! Я ведь совсем забыла! Честное слово, после смерти жениха и рождения дочки мне лет десять не до этого было! А уж в этом проклятом измерении…
— То есть я — это просто еще один симпатичный мужик? — с легко предсказуемой глупой ревностью не отставал Аналитик.
— Нет, не просто. Вы — симпатичный и добрый мужчина, который, невзирая на последствия, вступился за мою честь. За что, кстати, я вас еще так и не отблагодарила.
Мари перестала улыбаться, оглянулась по сторонам, притянула Аналитика под стоящий рядом платан и, встав на цыпочки и обняв за шею, поцеловала в губы. Поцелуй был коротким, но с большим значением, и по телу Аналитика прошла дрожь. «Mon Dieu! — подумала Мари, испытавшая похожее ощущение. — Ты что, дура, делаешь!» Аналитик попробовал было развить неожиданно достигнутый успех и обнять обворожительную мать-одиночку за стройную спину, но она ловко вывернулась.
— Достаточно! И придержите-ка руки! Я вас поблагодарить хотела, а не соблазнять!
— Да что ты говоришь?! — вдруг прозвучал очень знакомый голос. Одновременно раздалось уже становящееся привычным мелодичное звяканье часов — подарка Галилео.
Голос принадлежал одетой в белую тогу очень красивой загорелой блондинке, в которой Аналитик узнал свою, как ему до недавнего времени казалось, любимую девушку — Лену. У Лены было напряженное выражение лица хорошо воспитанной женщины, только что застукавшей своего мужчину в момент интимного общения с привлекательной незнакомкой. Второй раз за этот насыщенный впечатлениями день нашему герою захотелось провалиться под землю, упасть в спасительный обморок или просто проснуться.
— Так соблазнять, оказывается, ты его не хотела! — продолжала Лена, едва сдерживая праведный гнев в обстановке полного и вполне понятного отсутствии комментариев у застигнутой врасплох ее появлением пары. — Значит, ты затащила чужого мужчину в угол, обвилась вокруг него, как кошка, всего обмусолила, и весь этот цирк был всего лишь невинным выражением девичьей благодарности за рыцарский поступок?!
Лена сделала паузу, но у нее было такое выражение лица, что обмерший от страха и унижения Аналитик подумал, что вот сейчас последует классическое продолжение вроде «Ах ты…, сейчас я тебе покажу, как чужих мужиков воровать!» и разразится совсем не интеллигентная драка. Мари тем временем с напряженным спокойствием смотрела в глаза соперницы. На ее лице застыло несколько презрительное и надменное выражение, почему-то часто свойственное людям, пойманным с поличным за совершением поступка, который они, если честно, скорее всего не стали бы повторять.
— По крайней мере этот мужчина — первый, которого я куда-то затащила за последние десять лет, — наконец нашлась Мари. — И затащила я его не в постель. И денег у него не просила! И никогда ни у кого не просила! Не то что некоторые!
Лена вздрогнула от метко нанесенного удара. Стало понятно, что обе женщины уже собрали кое- какое базовое досье друг на друга. «Ай-ай-ай! — внутренне закричал Аналитик. — Надо было промолчать!» И некстати: «Господи, как же они обе красивы!»
— Моя ты скромница, — подчеркнуто мягким и нежным голосом продолжило воплощение белокурой Афины-воительницы. — Да я же видела, как у тебя зубы свело, так ты его хотела! — перешла она наконец на давно предчувствуемый Аналитиком скандальный тон.
Тут Мари покраснела, потом, насколько позволила смугловатая кожа, побледнела и кинула быстрый взгляд в его сторону. Аналитик с неуместным в данной ситуации удовлетворением отметил, что, видимо, в словах Лены была доля истины.
— Да ты же и старика Красавчика, наверное, до исступления специально довела. Признайся: ведь наверняка хотела что-то выпросить! Только не знала, что он извращенец и любитель треснуть по
