десятки эшелонов с мукой, сахаром, продовольствием, медикаментами (см. об этом ниже в Главе VII), а взамен, обратно, вывозились родственники харбинцев и линейцев, но буквально за голову каждого советскому правительству уплачивались огромные деньги. Кстати сказать, в это время разрешили вернуться к сыну и престарелой 80-летней матери Б. В. Остроумова, привезшей с собой в Харбин и породистого бульдога, по кличке 'Бонч' (сокращение от Бонч-Бруевича)…
Писатель Игорь Волков, беженец из СССР (1938), вспоминает, как там ему говорили бывшие харбинцы-железнодорожники: 'Жаль, что вы не попадете на Пасху в Харбин. Только там вы почувствовали б, что такое православная Пасха'.
А что он увидел бы?
…Еще идет Страстная седмица, а витрины магазинов, булочных и кондитерских, газетные страницы начинают пестреть рекламой, предлагающей всевозможные пасхальные подарки и все необходимое для праздничного стола. На десятках уже нарядных витрин — замысловато украшенные шоколадные яйца, разных размеров, пустотелые, с обязательным 'сюрпризом' внутри — каким-нибудь простеньким подарком, шоколадные же зайцы, барашки, 'бомбы'. Продолжается пост, а в магазинах и на базарах усиливается спрос на скоромные продукты: мясо, дичь, домашнюю птицу, высших сортов рыбу, икру — хозяйки делают закупки к наступающему празднику. Наибольшим всеобщим спросом пользуются яйца. В писчебумажных и книжных магазинах — масса красочных поздравительных открыток с буквами 'Х. В.' — Христос Воскресе!
Великая среда. В церкви — главное воспоминание этого дня миро-приношение блудницы, которая, припав к ногам Христовым, омывает их слезами и мажет мирром. Сегодня вечером и церковь, в отличие от других дней, совершает таинство соборования не только тяжко болеющих, но всех желающих…
А дома? — Дом уже наполняют ароматы пекущихся печений, коврижек, но главное 'таинство' — выпечка куличей — еще впереди. Сколько воспоминаний!..
Куличи — особенно трепетная забота мамы. У нас дома они всегда делались 'тяжелыми', сдобными, в тесто клалось много яиц, специй, сдобы. Его долго замешивали, ожидали, когда оно 'подойдет' — сначала в квашне, затем будучи разложенным в куличные формы и формочки разной высоты и размеров. Нельзя было шуметь в это время и, упаси Бог, хлопнуть дверью! Куличи 'сядут'. Следующий пик напряжения — выпечка. Тоже высокое искусство…
Наконец, украшение куличей. У нас — бралась белая салфетка, вымачивалась в 'глазуровке' — густом растворе сахарной пудры — укладывалась на вершину кулича и обсыпалась многоцветными 'маковыми зернышками' (не помню теперь, как их правильно называли!), сбоку кулича выводились крупные буквы 'Х.В.'. Восковыми фигурками, цветами куличи в нашем доме не украшали.
Великий четверг. День Тайной Вечери.
Дома красили отваренные вкрутую яйца, достигая в этом деле подлинных шедевров. А как красили! Непременно всей семьей, в стаканах, где разводился каждый цвет специальной краски для крашения яиц. Напоследок в эти стаканы наливалось несколько капель растительного масла, и яйца, которые опускали попеременно в разные стаканы, получались 'мраморными', многоцветными. Часто мы разрисовывали их и вручную. В плоские плошки заранее сеялся овес, и в его проросшие зеленые ростки или в красивые корзиночки эти яйца укладывались — разумеется, с тщательным подбором цветов и рисунков. Еще одна милая семейная традиция…
Вся церковная служба этого дня — трепет принятия такого дара, как Тело и Кровь евхаристии. Чтение Двенадцати Евангелий. Весь путь Сына Божия к Голгофе. В Соборе величественное пение 'Разбойника благоразумного' в исполнении Сенички Коростелева…
Чин богослужения, пришедший к нам из Иерусалимской церкви, включал в себя молитвы и службы, совершавшиеся в местах страдания Господа на его пути от Гефсимании до Голгофы. По ним совершался крестный ход, продолжавшийся всю ночь, а с наступлением ночной тьмы в нем зажигались свечи и светильники. Отсюда и обычай Церкви: верующие выходят из храма с зажженными свечами-четверговками и стремятся донести их живой трепещущий огонек до дома. А чтобы он не погас по дороге, китайцы, прекрасно знавшие русские православные обычаи, предлагали у всех церквей собственного изготовления бумажные фонарики…
Пламенем свечки делали на верхней перекладине косяка входной двери крест.
Это безупречное стихотворение русской поэтессы, харбинки Веры Кондратович-Сидоровой из Омска как нельзя лучше передает настроение этого дня (газ. 'Харбин', Новосибирск, № 2, апрель, 1992, с. 2).
В Светлую и Великую пятницу дома делались всевозможные сырные (творожные) пасхи — из обычного творога, творога из топленого молока, шоколадные. Заблаговременно заказанный творог укладывался под пресс, тщательно растирался с добавлением сливочного масла, крутых желтков, цукатов, изюма, ванили, других специй. Вся масса укладывалась в выстланные марлей деревянные формы в виде пирамидки и снова помещалась под пресс. Вкусноты они были, все эти пасхи, необыкновенной!
В церквах — служба святых страстей, вынос и целование святой Плащаницы.
А Великая преблагословенная суббота приближала Праздник вплотную, все наступало уже по- настоящему. Днем, по завершении литургии, церковь чудесно преображается: черное великопостное убранство быстро заменяется праздничным — белым. В церковных оградах освящаются принесенные верующими куличи, пасхи и крашеные яйца. Вечером под звон колоколов все идут в ярко освещенный и украшенный храм к Заутрене. Особенное не передаваемое словами настроение…
У всех прихожан внутри церкви и вокруг нее в руках свечи. Крестный ход трижды обходит вокруг храма, и несется ликующее 'Христос Воскресе!', на что люди отвечают 'Воистину Воскресе'! Свершилось! Всеобщая радость, ликование. 'В пасхальную ночь и звери разговаривают', — гласит присказка.
Тут же все трижды христосуются друг с другом, и ни одна даже самая скромная девушка не отказывается от этого прекрасного обряда. Сегодня даже прилюдно поцеловаться — можно!
Разговляться по приходе с Заутрени начинают с кулича и яиц, которыми все члены семьи предварительно 'бьются': кто окажется победителем.
Завтра — Воскресенье, первый день Пасхи и ответственнейший день пасхальных визитов.
О, эти пасхальные визиты в Харбине! О них и о самих визитерах можно написать книгу, и, наверное, не одну.
