арестованы. Сразу же после ареста они из тюрьмы передали Сергею, чтобы он немедленно скрылся. Сергей уехал в Сарабуз и через знакомого устроился на зерновом складе, а затем стал весовщиком.
В мае 1943 года всех членов организации Григорова освободили «за недоказанностью преступления». Их спасли мужество, стойкость и спаянность: они говорили одно и то же, отрицая существование организации и свое участие в работе подполья. После освобождения из гестапо Григоров с женой немедленно бежали в лес, в Северное соединение партизан.
Сергей в Сарабузе встретился со знакомым — бывшим инструктором физкультуры, имевшим какую-то тайную связь с Симферополем, откуда он привозил газеты и листовки. Сергей стал вместе с ним работать. Быстро сколотилась группа патриотов, занимавшихся агитацией и распространением газет и листовок, источник появления которых оставался для Сергея неизвестным. А в это время Ольга в Симферополе завязала связь с партизанским разведчиком Германом Тайшиным, хорошо знакомым семье Шевченко еще по работе на железной дороге.
С помощью актива советских патриоток Ольга организовывала побеги военнопленных из лагерей, и переправляла бежавших с Германом в лес.
Осенью 1943 года ей удалось связаться с руководителем подпольной группы сапожником по кличке «Фунель» и через него — с Иваном Андреевичем Козловым, возглавившим с конца октября 1943 года все симферопольское подполье.
Этот период оказался особо тяжелым для Ольги: у знакомых женщин скрывались двое военнопленных. Один из них был смертник — комиссар Подскребов, умудрившийся бежать со двора гестапо. Подскребова приходилось часто переводить из одной квартиры в другую. Долгое время он скрывался у Ольги. Это было очень опасно и для него и для нее.
Ольга попробовала укрыть Подскребова в подвале дома, где жили родные Сергея. Но однажды, зайдя в этот подвал, она заметила, что Подскребов, сидя в углу, от кого-то отмахивался, и к своему ужасу увидела больших жирных крыс, наступавших на человека. Ольга немедленно забрала Подскребова снова к себе, решив не ждать прихода Германа и поискать других путей переброски в лес.
Волновались пленные, волновались и те, кто их скрывал: женщины прибегали к Ольге и умоляли поспешить. Нервничал Подскребов, измученный и затравленный бесконечным преследованием. Но (не меньше всех терзалась Ольга. Дав обещание переправить людей в лес, она теперь чувствовала себя морально ответственной за их жизни. Кроме того, Ольга привыкла держать свое слово, а теперь получалось так, будто она всех обманывает.
Расстроенная Ольга как-то шла по улице и встретила сапожника Колдуна. Иногда он к ней заходил и давал прочесть листовку или газету.
«Не поможет ли мне в этом деле Колдун?» — подумала Ольга и остановила его. Рассказав обо всем, она закончила словами:
— Я жду человека из леса, а его все нет. Колдун молча выслушал и сказал:
— Идем, я тебе помогу.
Каково же было удивление Ольги, когда в человеке, к которому привел ее Колдун, она узнала знакомого ей и Сергею сапожника Григорьева. Тут выяснилось, что и Сергей в Сарабузе получает от Григорьева литературу и Герман Тайшин связан с ним, как с руководителем подпольной группы, известным под кличкой «Фунель».
Вскоре комиссара Подскребова и других военнопленных отправили в лес. Хорошо воевал Подскребов, но погиб в бою во время большого прочеса. Ольга глубоко о нем сожалела.
Подскребов оказался хорошим знакомым Ивана Андреевича Козлова, с которым Ольга познакомилась через «Фунеля», и сделалась его связной и ближайшей помощницей.
Комсомольцы молодежной группы во главе с Анатолием Косухиным доставляли литературу и мины из леса на свои базы, а затем — меньшими партиями — на конспиративные квартиры. Ольга забирала все это с конспиративных квартир и разносила руководителям подпольных групп. Она обкладывалась литературой так, что едва могла повернуться, и шла будто в картонном корсете.
Услышав от Ольги о работе Сергея в Сарабузе, Иван Андреевич попросил пригласить Сергея к нему.
Сергей, переживший провал организации Григорова, происшедший из-за провокатора, проникшего в ряды подпольщиков, был теперь очень осторожен. Он даже возмущался обширным знакомством Ольги чуть ли не со всем советским активом Симферополя. И когда Ольга сообщила Сергею о своем новом знакомстве с руководителем подполья, Сергей отнесся к ее словам недоверчиво.
— Ты, кажется, нарвешься на провокатора, — отчитывал он жену, однако к Ивану Андреевичу пошел.
В первый момент, увидев голубые глаза и рыжеватые волосы Козлова, Сергей подумал: «Ну, конечно, переодетый немец и провокатор. Вляпалась Ольга!»
Но в ходе разговора с Иваном Андреевичем, когда Сергей старался поменьше говорить, но побольше слушать и замечать, его подозрения быстро растаяли.
Иван Андреевич поручил Сергею организовать диверсионную группу на станции Сарабуз. Люди у Сергея уже были и горели желанием настоящего серьезного дела. Сергей очень удачно построил свою организацию, гестаповцы так и не смогли найти к ней пути. Подпольщики диверсионной группы Шевченко минировали и взрывали поезда, выводили из строя паровозы и вагоны, поджигали горючее, которое немцы подвозили к сарабузскому аэродрому. Группа Сергея работала непрерывно, и все ее члены остались живы.
Люди нашей столовой и подпольная работа
Вначале Ольга давала мне газету «Красный Крым», печатавшуюся в лесу, листовки на русском языке, изредка центральные газеты «Известия» и «Правду», которые доставлялись в лес на самолетах. Получив драгоценную пачку и запихнув ее под ватник, я, словно на крыльях, неслась в столовую, чувствуя себя именинницей. Часть газет и листовок раздавала там — прежде всего Ивану Ивановичу и Муре Артюховой, затем буфетчице Марии Васильевне, калькулятору Нате, кассирше, официанткам и кладовщику Белкину. Им разрешалось в свою очередь дать литературу знакомым, которым они доверяли. Мура Артюхова никогда не ограничивалась одним экземпляром и выпрашивала несколько. У нее была связь с обувной фарбикой им. Ильича, где работал ее муж. Мура приводила множество аргументов: люди ждут, люди жаждут газет и листовок, любого печатного слова Родины.
Разумеется, я давала газеты и листовки только тем, кому вполне доверяла, главное, чтобы люди умели молчать. Надо было соблюдать осторожность и обходить языкастых, легкомысленных, они могли провалить все дело случайно, без злого умысла. А ведь даже за одну листовку или газету пытали и убивали в гестапо.
Изредка у Ивана Ивановича и Муры появлялись листовки, которых не было у меня. Откуда они их брали? Это меня не касалось, но я кое о чем догадывалась.
Устная агитация среди народа и распространение газет и листовок делали свое дело. Люди передавали друг другу вести, которые зажигали в исстрадавшихся душах надежду, вызывали восхищение героизмом советских воинов.
Ходили в народе слухи, которые превращались в легенды. Говорили, например, что когда немцы потопили под Керчью, в другом варианте — под Севастополем, наш военный корабль, то офицеры и матросы, выстроившись на палубе, пели «Интернационал», пока не погрузились вместе с кораблем в морскую пучину.
— В Инкермане, — рассказывала мне одна девушка, которая там жила, — по ночам выходят из глубины взорванной горы, где были каменоломни, четыре краснофлотца в черных бушлатах и бескозырках с ленточками. Они бродят везде и поют советские песни. Многие слышали пение, а некоторые даже видели темные силуэты моряков…
