В заботах о -создании наибольших возможностей для деятельно выполнявших свою задачу японских разведчиков З. П. Рожественский запретил просившему разрешение командиру крейсера 'Урал' вмешаться в японские переговоры. Его мощная станция могла надолго вывести из строя все японские передатчики. 'Не мешать японцам телеграфировать', – был ответ командующего. В том же духе отвечал он и па вопрос об этом в следственной комиссии. Оказывается, адмирал был озабочен сохранностью станции 'Урала', которая, видите ли, всегда расстраивалась, как только начинала работать. Отказался он и от намерения отогнать разведчиков огнем 305-мм орудий 'Суворова' (о таком намерении по эскадре было сделано оповещение), а когда ближайшие к разведчикам корабли, не смея без разрешения броситься в атаку (говорят, что командир 'Осляби' запрашивал об этом адмирала и получил отказ), не выдержали напряжения (комендоры держали врага под прицелом 40 минут) и, не выходя из строя, открыли стрельбу, последовал второй, вошедший во все хрестоматии, исторический приказ: 'Не бросать снарядов'.
Вся эта идиллия с мирно сопровождавшими эскадру и усиленно телеграфировавшими японскими крейсерами продолжалась до полудня, когда до адмирала вдруг дошло, что главные силы японского флота, которым он столь галантно помог без затруднения сосредоточиться, должны находиться уже где-то поблизости. 'Они, наверное, нападут в строе фронта' (секрет этого озарения также остался не раскрыт), а потому и свою эскадру адмирал решил перестроить во фронт. Но разведчики не хотели проявить деликатность и продолжали висеть на флангах эскадры. По-прежнему не решаясь их обеспокоить, З. П. Рожественский начал маневр, дождавшись, когда набежит мгла. Но мгла рассеялась, эскадра снова стала видна разведчикам, и адмирал, дабы преждевременно не обнаружить свой маневр, отменил перестроение во фронт для продолжавших идти в кильватере 2-го и 3-го броненосных отрядов, а уже выстроившемуся во фронт 1-му отряду приказал (ведя его за собой) перестроиться обратно в кильватерную колонну. Позднее явилась версия о том, что адмирал, удрученный нестройно выполнявшимися маневрами, махнул будто бы рукой и отказался от всех перестроений. Так ли это было или перед нами очередная версия адмиральских апологетов – сегодня, видимо, уже не разобраться. В итоге всех этих маневров образовались две колонны, шедшие одним курсом в расстоянии 10- 20 каб, причем 'Ослябя' – головной левой колонны (2-й и 3-й броненосные отряды) оказался на правом траверзе 'Орла' – концевого правой колонны. Тогда же, словно ожидая этот момент, из мглы справа на бешеной (в сравнении с 9-уз русских кораблей) 16-уз скорости показался, пересекая курс русской эскадры, подоспевший японский флот.
Застигнутый врасплох, З. П. Рожественский заметался и, дабы кильватеру врага противопоставить свою кильватерную колонну, повернул влево, чтобы затем встать впереди и образовать из всех своих 12 броненосцев единый, вытянувшийся гуськом строй. Но глазомер 'генерал-адъютанта' оказался никуда не годным: 11-уз скорость, с которой правая колонна пыталась 'влезть' в голову левой, оказалась недостаточной для выполнения маневра. Колонна 1-го броненосного отряда ('Суворов', 'Император Александр III', 'Бородино', 'Орел') уходила вперед очень медленно и, выстроившись в кильватер чуть правее левой, отставала, по крайней мере, на один корабль, отчего 'Орел' оказался на правом траверзе 'Осляби'. Но З. П. Рожественский счел маневр выполненным (репетичного корабля, который мог бы дать ему знать о действительном взаимном положении броненосцев, он не предусмотрел) и тотчас же 'сбросил' скорость своей колонны до тех же 9 уз, каким шла колонна левая. Одновременно, дабы всегда оставаться правым, он поднял сигнал: '2-му и 3-м отрядам вступить в кильватер 1-му'.
Чтобы выполнить это приказание, ведущий левой колонны 'Ослябя' сначала пропустил вперед 'Орел', только еще вышедший на его правый траверз и уже двигавшийся с той же 9-уз скоростью. Способ выполнения был один – уменьшить скорость или даже остановиться, дав 'Орлу' уйти вперед, а затем, описав коордонат вправо, выйти в кильватер 'Орлу' и всей шедшей несколько правее колонне 1-го отряда. Так на виду уже сближавшейся контркурсом японской эскадры произошел тот самый 'кавардак', который вполне точно (на основе опубликованных свидетельств) описал в 'Цусиме' А. С. Новиков-Прибой. Вслед за уменьшившим скорость, а затем и вовсе остановившимся 'Ослябей' начали уменьшать скорость и выкатываться из строя следовавшие за ним 'Сисой Великий', 'Наварин', 'Адмирал Нахимов'.
Лучшего подарка для японцев нельзя было придумать: стреляя по скучившимся, почти остановившимся кораблям, можно было, накрыв их эллипсом рассеивания огня всей эскадры, добиться исключительно высокого процента попаданий. Все это произошло в момент, когда японцы, дойдя контркурсом почти до траверза 'Осляби' (многие участники боя настаивают именно на этом положении), начали циркуляцию влево вслед за головным броненосцем 'Микаса' и ложиться на сближавшийся, почти параллельный с русскими курс. Этот поворот, который продолжался, по разным оценкам, от 10 до 20 минут, предоставлял русским казавшуюся до того мгновения невероятной возможность выигрыша всего похода и боя. Делая этот рискованный поворот, японский командующий в течение всего маневра намертво привязывал спой флот к жестко фиксированной позиции – петле, проходившей его кораблями, которая при наличии предприимчивости у противника и давала ему возможность подойти почти вплотную и завязать ближний бой. Уклониться от такой стремительной таранно-минно-артиллерийской атаки (все эти виды оружия можно было применить с невозможной в других обстоятельствах эффективностью) японцы, не закончив поворота, не могли. Атаку могли предпринять (с участием быстроходного 'Осляби') имевшиеся у З. П. Рожественского четыре новейших броненосца типа 'Бородино'. Словно бы созданные в предвидении такой атаки, эти корабли Отличались исключительно надежным бронированием из двух полных (по всей длине корпуса) броневых поясов и двойным или тройным превосходством (в бою 'лоб в лоб') в числе 152-мм пушек, бронебойные снаряды которых могли пробивать почти всю броню японских броненосцев.
Превратив атаку в скоротечную беспорядочную свалку и единоборство одиночных кораблей, русские могли реализовать вполне удовлетворительную, мало чем уступающую японцам, боевую подготовку своих кораблей для одиночного боя и, наоборот, лишили бы японцев их главного преимущества- умения вести хорошо организованный и управляемый артиллерийский эскадренный бой с применением массированного огня с дальних расстояний. На эскадре не могли не знать, что в боях под Порт-Артуром японцы с близких расстояний стреляли гораздо хуже, чем с дальних. А главное, такая атака позволила полностью нейтрализовать органический, как считал З. П. Рожественский, недостаток его эскадры – 'тихоходность'.
Обладая З. П. Рожественский хотя бы малой способностью к 'глазомеру, быстроте и натиску', которыми была пронизана суворовская 'наука побеждать', будь он способен на подлинно творческие озарения, вспомни он не раз повторявшиеся С. О. Макаровым слова своих великих предшественников: 'на войне обстановка повелевает', и имя его, случись эта вполне возможная, дерзкая и смелая атака, вошло бы в ряд с именами самых славных флотоводцев. Но роль флотоводца была, как это теперь очевидно, не по нему. Хотя Рожественский и оценил, если верить его позднейшим показаниям, 'необычайно выгодные условия' для первого удара эскадры, однако он оказался неспособен мгновенно принять решение и молниеносно использовать предоставлявшийся ему неслыханно счастливый и почти гарантированный шанс если не разгромить японский флот, то провести с ним бой на равных. Его интеллекта хватило лишь на то, чтобы, не меняя ни курса, ни строя, ни скорости эскадры, поднять в 13 час. 49 мин. флажный цифровой сигнал 'единица', что означало 'бить по головному', и одновременно начать стрельбу самому. Этим он с первой минуты начисто дезорганизовал и без того весьма зыбкую систему управления огнем эскадры. Ведь согласно его же приказам, пристрелку должен был осуществить сначала головной корабль, а затем, получив от него корректурные данные о прицеле, могли открывать огонь и остальные корабли. 'Единица', поднятая на мачте 'Суворова', заставила открыть огонь сразу все корабли. Не отличая падения своих снарядов, в беспорядке сыпавшихся вокруг 'Микасы', наши корабли не могли корректировать свою стрельбу, а полное отсутствие на эскадре даже зачатков системы массирования огня сделало его для японцев почти безвредным. Новые, но обладавшие недостаточной базой дальномеры Барра и Струда помочь не могли.
