единственная прорезь в сплошной броне?
Однако и смотровая щель слишком узка: массивный наконечник турнирного копья туда не всадить. Даже если попадешь. Даже если точно. И сильно. Все равно неведомого нутра голема не достанешь.
Боум-ш-джз-з-зь! Боум-ш-джз-з-зь!
А враг все ближе.
Ближе…
Оставалось полагаться на скорость и грубую силу. Всадник все же двигается быстрее, чем пеший рыцарь. Пусть даже такой рыцарь, как этот. А копье – подлиннее меча и булавы голема будет. Значит, разогнать коня – и привычный таранный удар. Желательно повыше – в голову. Чтоб опрокинуть. А уж потом…
Пока тяжелый голем будет возиться в пыли, как перевернутый на спину жук, можно выиграть еще немного времени. Разглядеть поднимающегося противника вблизи. Обдумать. Принять решение. Верное решение. Для нового удара.
А не хватит одного… второго… третьего удара – что ж, можно объехать опасного врага, уклониться от меча и булавы. Подхватить у оруженосцев новое копье взамен сломанного – и вперед. И снова. И опять.
Запасных копий пфальцграф на турнир привез много. А верные, вымуштрованные оруженосцы – вон они, только ждут сигнала у западного конца ристалища. Рано или поздно, но ведь должны же коронные таранные удары Дипольда Славного, выбивающие людей из седел, нанести хоть какой-то вред этой махине.
К тому же, помимо Дипольда, о голема ведь преломят свои копья и прочие рыцари. Увы, в случае победы славу придется делить с ними, но все же первый, самый первый удар нанесет гейнский пфальцграф.
Пусть это видят все.
Пусть все запомнят!
Бургграф Рудольф Нидербургский что-то кричал маркграфу Альфреду Оберландскому. Чернокнижник что-то отвечал. Но Дипольд уже не слышал этих никчемных запоздалых переговоров.
Дипольд Славный вложил толстое древко в опорные крюки-фокры. Острие его турнирного копья смотрело в голову стального великана.
Оставалось бросить коня туда, навстречу лязгающей металлом зловещей фигуре.
Золоченые шпоры пфальцграфа вонзились в крепкие бока, вздымающиеся под попоной со златокрылыми грифонами.
ГЛАВА 11
С появлением голема соотношение сил на ристалище изменилось сразу, мгновенно. Рудольф Нидербургский еще не знал, насколько сильно оно изменилось, ибо ведать не ведал истинных боевых возможностей оберландского стального монстра. Но несокрушимую мощь голема бургграф уже ощущал. Нутром. Альфред Чернокнижник больше не казался беззащитным и обреченным, как представлялось Рудольфу прежде.
«Не следовало все-таки с ним разговаривать», – снова и снова упрекал себя хозяин турнира.
Не сле-до-ва-ло!
Нужно было нападать, убивать. Самому. Сразу. Первым. Без лишних слов. Наплевав на турнирный кодекс и ристалищные правила. Позабыв о благородстве и рыцарской чести.
Нападать!
Убивать!
Покуда проклятый магиер не поднял с проклятой повозки проклятого голема, выступающего ныне на стороне проклятого маркграфа.
Нападать!
Убивать!
Как только звук рога возвестил о приближении змеиного графа – так и нападать… так и убивать… Или отступать в город, под защиту стен. Но теперь-то уж поздно сокрушаться. Теперь вооруженная чудовищным мечом и невиданных размеров палицей груда железа приближалась к рассыпанному по ристалищу строю остландских рыцарей.
Чтобы начать с них.
А закончить?
– Маркграф! – собрав в кулак всю волю и мужество, силой голоса перекрывая металлический лязг, воскликнул Рудольф Нидербургский. – Немедленно остановите своего…
Змеиный граф смотрел на него. Прорезью забрала. Всем шлемом. Всем собою. Смотрел, чуть подавшись в седле вперед. Слушал. Внимал. Ждал.
– …своего…
Он был недалеко, этот Чернокнижник, совсем рядом был, на той стороне, в общем-то, неширокого ристалища, предназначенного для одиночных конных сшибок. С ним можно было перекрикиваться даже при таком шуме.
– …своего… Остановите! Слышите?!
– Зачем, дорогой сосед? – Из-под опущенного забрала Чернокнижника звучала неприкрытая насмешка. – Зачем останавливать? Условия оговорены. Начало турнира объявлено. Пора делать дело.
