криво вбитые гвоздики вместо вешалок. А на одном – ого! – болтается «МУД (шдх)». «Маломощная укороченная дубинка (шоковая домашнего хранения)». «Мудак». Шокер.
Здесь же – на обувной полке – зарядное устройство. Треснувший пенал-стаканчик, вроде карандашницы с контактиками на дне. А от стаканчика к болтающейся на соплях розетке тянется истертый шнур. Вилка – в розетке. И задорно горит зелененький огонек индикатора.
Боевая, блин, старушенция! И не из бедных, раз такой игрушкой для самообороны разжилась. Хотя есть ведь кому вспомоществовать. «Коленька, радость моя…» «Помогаем. Поддерживаем. Материально и так, вообще…» М-да…
А может, и заточка у старухи где припрятана? В прихожей-то заточки не вешают на всеобщее обозрение – не шокер все ж таки легальный. Но вот если поискать…
– Обувь и одежду здесь не оставляйте, – распорядился Николай. – Все свое барахло держите при себе.
Денис хмыкнул:
– А бабка что, еще и клептоманка?
– Нет, это на всякий случай.
– На какой такой всякий?
– На случай поквартирного обхода. В прихожей не должно быть чужих вещей.
Денису сразу сделалось кисло. Вообще-то во время поквартирного обхода проверяющие редко ограничиваются прихожей. И если уж входили, то, как правило, вынюхивали все углы.
Престарелая Секретарша предоставила в их распоряжение небольшую комнатушку. Скорее уж даже чуланчик, гордо именуемый спальней. «В номерах», правда, имелось небольшое окошко с треснувшим стеклом и замызганной шторкой светомаскировки. И даже кое-какая меблировка имелась: простенький стол, несколько стульев, узкая кровать с металлической сеткой, прорванной в двух местах. Интересно, кто сегодня будет спать на мягком? Или спать им вообще не придется?
Николай забрал у Чмо комп, поставил машину на стол, повернулся к Юльке:
– Нужна связь с камерой. Срочно.
К своему «Летящему глазу», оставленному в паре кварталов от гостинки, Юла подключилась в рекордные сроки. И – почти сразу же – в объектив попали человеческие фигурки, бегущие за БГМ. Фигурки в форме федералов и милвзводовцев. Неслыханно! Полномасштабная совместная операция! Причем начавшаяся прежде, чем окончился Комендантский час! Юла перегнала камеру на соседнюю улицу. То же самое. БГМ. Солдаты…
– Надо же, начали, не дожидаясь рассвета, – скривился Николай. – Отвели «рабочий материал» и начали. Чес…
Да, мертвых увели. Пришло время живых.
Следующая улица…
Внизу, справа, мелькнуло что-то темное, едва уловимое. Знакомый контур… Бронированный гроб на колесиках.
Изображение на экране мигнуло, погасло. И – чернь. Сплошняком. И снова заставить «глаз» работать – невозможно. Бесшумное и беспламенное оружие федералов и бьет тоже, как правило, без промаха.
– Катафалк, – Юла отключила бесполезный компьютер. – Это кожинский Катафалк-Призрак с детектором движения. Федералы засекли камеру. И сняли. Мы теперь слепы.
– Ну почему же? – Николай стоял у окна, чуть отодвинув засаленную шторку светомаскировки. – И так все видно. Уже…
Кажется, орг хотел добавить что-то еще. Не успел – помешал вой утренних сирен. Когда счастливый Периметр голосит о конце Комендантского часа, говорить невозможно.
Надрывающиеся сирены словно послужили сигналом. Отовсюду бодро – как по команде – застрекотали автоматы. Милковские, конечно. Федералы пользовались глушаками – их стволов слышно не было.
Громыхнул гранатометом вертолет воздушной разведки и поддержки. Ну, сегодня точно где-то медведь сдох. «Москит» тоже вылетел на утреннюю операцию и лупит «Кистенем» почем зря! Да что там «Москит»! Под окнами, ничуть не таясь, не опасаясь первых солнечных лучей, промчался ночной призрак. Жуть Комендантского часа. Кожинский Катафалк. Видать, ставка на кону слишком высока, раз посол решил сегодня рассекретить свой кладбищенский кошмар на колесах. Павлу Алексеевичу позарез требовался мобильный детектор движения – засечь это самое движение и дать целеуказание вертушке и автоматчикам.
Два пропавших беглеца-оператора должны были умереть. Любой ценой. Невзирая на возможные сопутствующие жертвы. Наверное, кому-то такое могло бы польстить. Теоретически…
Круги тотальной облавы шли по всему району. Боеприпасы расходовались с невиданной расточительностью.
Светлело… День будет ясный.
– В кого стреляют? – тихо спросила Юла.
– В моих людей, – угрюмо ответил Николай, – в тех, кто не успел укрыться. А если кому-нибудь еще сдуру понадобилось выходить на улицу – в них тоже.
Да, стреляли не только в оргов. Вон, из подъезда в доме напротив выскочил человек. Нет, не выскочил – просто торопливо вышел.
Мужчина средних лет в сером неприметном пальто с распахнутым воротом, в утепленном кепи, в строгом деловом костюме, в белой рубашке, с галстуком на шее и с пухлой папкой-портфелем под мышкой. Типичный клерк. Наверное, вот так же он выходил каждое утро после долгожданной сирены и торопился по неизменному маршруту к Трассе, к остановке, к родной (именно – родной, ставшей таковой за долгие годы
