Так и есть – тевтоны били по давно пристрелянным точкам меж осиновых рогаток. С таким расчетом, чтобы' не мешать друг другу. И чтобы накрыть как можно больше пространства.
Взмыли ввысь, неторопливо кувыркаясь в ночном небе, глыбы и бревна, обмазанные горючей смесью, объятые гудящим пламенем, плюющиеся огненной капелью. Завертелись в воздухе пузатые глиняные горшки и металлические ядра, искрящиеся подожженными фитилями.
А после все это обрушилось на передние ряды нечисти. И – за передние ряды.
Догорели тщательно отмеренные фитили. Точнехонько над головами кровопийц взорвалось с полдюжины шаров, набитых гремучим сарацинским порошком и утыканных, покрытых, отделанных посеребренной сталью. Незваных гостей осыпало и посекло мельчайшим смертоносным градом.
Рухнули сверху горящие камни и бревна, покатились по склонам, подпрыгивая, прокладывая целые просеки среди плотных рядов упыриного воинства, оставляя позади пылающий, дымящийся, орущий след из сбитых, смятых, изломанных и обожженных тел.
Полыхнули, разбросав черепки и расплескав вокруг жидкий греческий огонь, глиняные горшки. Щедрая огненная морось сверху и разлитое под ногами пламя охватило зараз десятки, а может, и сотни тварей.
И горящие твари заметались… попытались метаться, оглашая ночь дикими криками. Но единственное, на что они были способны сейчас, в жуткой тесноте и давке – это обмазать липким огнем тех, кто шел рядом, впритирку – спереди, сзади, сбоку… Алхимическое пламя, созданное специально, чтобы жечь плоть чуждого мира, жестоко метило каждого, к кому прикасалось. Пламя перекидывалось, перескакивало с одного бледного тела на другое. Пламя множилось, а тела упырей горели хорошо. Сильно горели…
Жаркий, испепеляющий огонь быстро распространялся в беснующейся толпе, охватывая целые ряды. И напиравшим сзади теперь приходилось обходить не только осиновые колья (эти препятствия пока стояли, почти не тронутые пламенем), но и пылающие меж ними костры. И костры бегающие, прыгающие, катающиеся по земле, дергающиеся, воющие.
В костры вступали новые твари. Вернее, одних тварей впихивали в костры другие. И костры не гасли, костры разгорались с новой силой.
Движение темного воинства замедлилось, былой напор утрачивался.
– Стрелки-и-и! – гремел над ухом Всеволода голос Бернгарда. – Бе-е-ей!
За рассеянные группки упырей, проскочивших огненную полосу, взялись арбалетчики и лучники. Опять засвистели, замелькали в воздухе горящие стрелы. Кровопийцы, сраженные оперенными огнями, падали, так и не добравшись до тына. И пока стрелки делали свое дело, прикрывая подступы к замку, вновь заскрипели перезаряжаемые пороки. Кнехты из прислуги, обливаясь потом, вертели вороты, подтаскивали новые снаряды, налегая на длинные рычаги, поворачивая подвижные платформы с метательными машинами так, как приказывали приставленные к порокам рыцари. Тевтоны выцеливали врага снова. Направляли орудия на иные, выбранные еще при свете дня точки и проходы.
Темное воинство все же перевалило через огонь. Положив в него новые ряды. Задавив огонь массой, залив черной холодной и смрадной кровью, которую не успевало пожирать даже ненасытное алхимическое пламя.
И темное воинство двигалось.
Вперед.
И – вперед…
Одними стрелами, сколь бы меткими и смертоносными они не были, удержать сплошной вал упырей было уже невозможно. А для подготовки неповоротливых тугозарядных метательных машин к новому залпу требовалось время.
За это-то время нечисть продвинулась дальше. Много дальше.
Второй залп накрыл уже не авангард штурмующих. Снаряды перелетели через передние ряды, ударили в середку. Разорвали гудящей огненной плетью упыриное воинство надвое. Ненадолго впрочем. В новый огненный разрыв твари лезли все так же настырно, как и прежде. Лезли по головам горящей нечисти. Лезли, обжигаясь, сгорая сами. Но – не останавливаясь.
А перелезая – шли дальше. Под стрелы, на стрелы. На огонь. А после – на серебро.
Уже было ясно: основной удар нечисти придется на ворота, надвратные башни и примыкающие к ним стены. Наверное, как всегда. Наверное, потому Бернгард здесь. Ну что ж… Всеволод поглаживал рукояти мечей. Судя по всему, скоро и для них найдется работенка.
Тевтонские пороки били уже не залпами – вразнобой. Кто как успевал. Кто чем успевал. Снаряды летели через безволосые головы, через вскинутые кверху длинные белесые руки с когтями-кожами, через оскаленные пасти. И падали теперь далеко сзади, сминали вопящие тылы. Метательные машины по- прежнему наносили врагу страшный урон.
Но – сзади, но – в тылу. Где-то там.
А здесь…
Когда огненный дождь, многопудовая смерть и посеребренные осколки из громовых горшков и ядер сыпались на задние ряды упыриного воинства, передние уже взбирались на осиновый частокол. Передних, конечно, расстреливали тоже. Беспрестанно щелкали спусковые механизмы арбалетов, звенели тугие тетивы луков. И вновь, как во время первой атаки, в упырей впивались уже не горящие – серебрёные жала.
И все же на этот раз нечисти было проще. Куда как проще. По телам павших ранее – а истыканные стрелами кровопийцы уже валялись под тыном грудами, горами – перебираться через препятствие оказалось легче, чем по голой осине, вытягивавшей силы при каждом прикосновении.
Частокол, заваленный трупами, чуть ли не доверху, штурмующие перемахнули почти без задержки. Бледные нелюдские тела заполнили сухой трескучий ров. А вот уж – и вал за рвом. А после – и пространство под стенами. Все пространство. И несмолкаемый свист стрел не мог уже ничего изменить. Гигантскими пауками упыри ползли по голому камню. Вверх ползли. И вверх тянули длинные руки. И прочная кладка крошилась под когтями алмазной крепости.
