то, что осталось, слишком долго служило властителю царства мертвых Эрлик-хану, чтобы быть убитым обычным железом.
Такого противника невозможно было одолеть без колдовства. А Бельгутай колдуном не был. Единственное, что ему оставалось, — это отступать вместе со всеми.
Отмахиваясь саблей и борясь с усиливающимся холодом, постепенно сковывающим грудь и члены, он пятился спиной назад.
Но двигаться становилось все труднее.
Рядом под натиском нелюдей с душераздирающими криками падали живые люди. И переставали жить. Бельгутай шатался, сам готовый вот-вот упасть. Ноги не держали. Тело деревенело от холода.
«Где же урусский шаман?! — беззвучно взывал стынущий разум. — Где его хваленое колдовство?! Где сила проклятых Черных Костей, ради обладания которыми нужно столько смертей?! И — таких смертей!»
Это не было похоже на вылазку ханьцев.
ЭТИ не проходили сквозь Стену, не шли с той стороны на эту. ЭТИ выходили ИЗ Длинной Стены. Вынося с собой часть навьего мрака, что веками крепил кладку.
— Княже… — побледневшими губами прошептал Тимофей. — Это же…
— Да, — отрезал князь. — Это мертвецы, вмурованные в Стену. Ханьский колдун призвал их сюда всех. И…
Угрим хмурился. Тимофей ждал.
— И он выпустил всех их против нас! — выдохнул наконец Угрим.
Тимофей смотрел на князя с изумлением. В глазах и словах могущественного, уверенного в себе ищерского волхва промелькнуло что-то, похожее на… Нет, вряд ли это был страх. Но растерянность, но непонимание, но смятение. Да, это все — было.
Угрим вскинул руки над Черными Костьми. Быстро сотворил заклинание. Выставил ладони перед собой.
Плотный ком синего пламени взбух там, где волна темных призраков давила смешавшийся строй татар и латинян. Синяя вспышка разрослась и лопнула, словно пузырь, не задев живых, но ударив по мертвым.
Пробила брешь в сплошном вале черных фигур. Рассеяла без следа часть их. Увы, слишком малую часть. И тут же сама без остатка растворилась в копошащейся темной массе.
Тимофей хорошо знал, на что способно колдовство Угрима. Но сейчас… Даже боевая волшба ищерского князя-волхва, даже его волшба, подкрепленная силой трех Костей, не могла остановить такого врага.
Угрим ударил еще раз.
Еще одна вспышка. Еще одна брешь…
Но — слишком узкая. Но — ненадолго.
Освободившееся место заполнила новая волна тварей, вышедших из Стены. И — словно ничего не произошло.
Навий мрак, воплощенный в тысячах темных фигур, не спеша, растекался от Стены. Все дальше, дальше. Тысячи призраков становились десятками тысяч, может быть, сотнями.
А может быть, их было еще больше. Трудно даже приблизительно оценить количество врагов, сливающихся друг с другом и двигающихся сплошным монолитным валом.
Неровными рядами бесшумно и неторопливо шли те, кто века назад был вмурован в кладку, чей прах был раздавлен камнями и утрамбованной глиной, чья плоть и чьи кости смешались с пылью, но чья суть, слитая со смертью и сплавленная с древней магией, обрела вторую жизнь.
Навья рать наползала, сминая и умерщвляя любого, кто не успевал убраться с ее пути. И казалось, нет спасения. Казалось, безмолвное мертвое воинство рано или поздно погребет под собой всех живых. Достигнет лагеря осаждающих, перевалит через одинокий холм Угрима и растечется, подобно заразе, по миру.
Так казалось. Но вышло иначе.
Чем дальше отдалялись от Стены темные призраки, тем более зыбкими и размытыми становились их очертания. Непроглядно черные вначале, они постепенно серели, бледнели, становились полупрозрачными.
Прозрачными…
Они словно утрачивали свою силу.
Зато удары Угрима несли все большее опустошение. Пробитые княжеской волшбой бреши становились шире. Синий огонь сотнями выжигал темные фигуры и угасал далеко не сразу. Пламя цвета ясного полуденного неба яростно бушевало в ночи и растекалось по навьему воинству.
Натиск тварей ослабевал. Рваные раны в их плотной массе не успевали затягиваться. Да и сами призраки Стены двигались совсем уж медленно и вяло.
А потом и вовсе остановились. Словно уставшие и измученные долгой дорогой. Словно не имея сил сделать еще хотя бы шаг.
Они стояли, тихонько покачиваясь под порывами ветра. Многие призраки, отошедшие от Стены особенно далеко, исчезали сами собой, без какого бы то ни было участия Угрима. Постепенно начинали растворяться и другие, кто остановился поближе к Стене. Темные силуэты таяли, словно грязный снег под весенним солнцем. Призраки обращались в пустоту прежде, чем до них добиралось синее колдовское пламя.
Это было совсем уж странно. Тимофей недоуменно оглянулся на князя. И едва не отшатнулся — настолько страшным показалось ему в тот момент лицо Угрима.
— На штурм! — неожиданно взревел князь.
Редко, очень редко Угрим кричал ТАК.
— Все на штурм! Все!
Он действительно бросил в бой все силы. Разом. Не оставляя резервов.
Охваченные синим пламенем, рассеянные, разбросанные, исчезающие буквально на глазах темные фигуры теперь вряд ли могли помешать штурму. И если подождать еще немного, пока подступы к ханьским укреплениям очистятся окончательно… Угрим ждать не хотел.
Татарские и латинянские отряды, выстроившись клиньями и колоннами, целя в бреши между темными группками истаивающих призраков, вновь двинулись к ханьской Стене.
Князь приказал подвести коней — для себя и Тимофея. Для себя, Тимофея и Черных Костей. Это могло означать только одно: Угрим намеревался лично принять участие в штурме.
Значит, происходило что-то важное. Очень важное, чего Тимофей пока не мог постичь.
— Зачем? — Шепот князя, выцеженный сквозь зубы, был едва различим.
Тимофей удивленно взглянул на Угрима.
— Зачем он выпустил силу Стены?
Тимофей смотрел на Угрима и молчал. Самое разумное было сейчас просто молчать.
Князь говорил, не обращаясь ни к кому конкретно. Он просто не в силах был справиться с чувствами. Что с ищерским волхвом случалось крайне редко. Чего с ним почти не случалось.
— Сила Стены — в Стене, — доносилось до ушей Тимофея тихое бормотание князя. — Вне Стены сила слабеет и рассеивается без следа, как песок, уходящий сквозь пальцы. — Угрим шумно вздохнул. — Тогда зачем?!
Хм, а действительно, зачем? Тимофей, прислушивавшийся к словам князя, наконец осознал их в полной мере.
Сила Стены — в Стене. Сила Длинной Стены крылась в темных фигурах, которые были брошены на штурмующих. Но чего добивался ханец, выплескивая ее наружу? Что это? Жест отчаяния или хитрость. Бесермен выпустил мертвых стражей Стены, чтобы…
Чтобы… Чтобы…
Нет, ни одолеть, ни остановить врага желтолицый колдун так не мог. И наверняка он знал об этом. Значит, ханец хотел другого. Просто задержать. Выиграть время просто. А вот зачем? Для чего?
