– И-и-и-и-и-и-и-и!..
– И-и-и-и-и-и-и-и!..
– И-и-и-и-и-и-и-и!..
Несущиеся отовсюду пронзительные, неумолкающие визги перекликались один с другим, дополняли друг друга. Накладывались, наслаивались, сливались воедино.
И – вот уже сплошное «И-и-и-и-и-и-и-и!..» звенит над каменистым плато.
– И-и-и-и-и-и-и-и!..
Одно только.
– И-и-и-и-и-и-и-и!..
И – ничего более.
– Властитель! – Бернгард заговорил, когда Всеволод уже перестал на это надеяться. Заговорил глухо, быстро, отрывисто. – Это – Властитель, отступивший ночью за границу обиталищ. Это его Пьющие идут сейчас на нас.
– А я полагал, днем мы беспрепятственно доберемся до рудной черты, – процедил Всеволод.
– Я тоже, – отвел глаза Бернгард. – Полагал. Так. Но вышло иначе.
– Черный Князь понял, что мы замыслили?
– Вероятно. Наверняка, он видел с той стороны, как мы раздвигаем мертвые воды и, скорее всего, догадался о причине, побудившей нас к этому. Он не желает оставаться за чертой. И он сделает все, чтобы помешать нам замкнуть границу миров. Собственно, уже делает…
– Упыри выходят на солнце по его воле? – спросил Всеволод.
– По своей этого не стал бы делать ни один из них. Сейчас, когда мертвые воды не разделяют обиталища, Властитель может повелевать всеми своими Пьющими. И теми, кто укрылся с ним за кровавой чертой. И теми, кто остался здесь. Так что на нас будут напирать с двух сторон. И нас непременно сомнут, задавят массой. Если…
– Если мы не атакуем сами? – хищно осклабился Всеволод.
– Да, – ответил Бернгард. – Сейчас все-таки не ночь – день. К тому же с собой, в проход между мирами, Властвующий успел увести меньшую часть своего войска. Большую он бросил здесь. В общем, возможность добраться до границы миров у нас еще есть. По крайней мере, сейчас это сделать проще, чем пробиваться назад к Стороже.
– Тогда не будем терять времени. Я поведу своих людей. Ты – кличь своих… м-м-м… рыцарей.
Умрунов…
Бернгард покачал головой.
– Погоди, русич, не спеши. Нам лучше разделить силы. Чтобы одни смогли пробиться там… – кивок на узкую расщелину посреди озера, – кого-то следует оставить здесь…
Взгляд на берег, обступаемый со всех сторон визжащими тварями.
– Пока мы будем спускаться вниз, нас должны прикрывать сверху. Хорошо, надежно прикрывать. Тем, кто останется на берегу, перед смертью придется от души помахать мечами.
«Перед смертью»… Всеволод поморщился. А впрочем, разве возможен иной исход? Нет. Слишком много нечисти движется сейчас по зову Черного Князя с плато и из укрытого туманом ущелья к Мертвому озеру. Встать на ее пути и выжить – невозможно. Даже при свете дня. Пожженные солнцем упыри все равно возьмут числом, массой. Темные твари растопчут, сомнут, сбросят в воду любой заслон, который способна выставить сейчас горстка сторожных воинов. Рано или поздно, но это случится. Все дело лишь в том, насколько рано и насколько поздно…
– Задача остающихся – задержать Пьющих перед озером так долго, как это возможно, – продолжал Бернгард. – Они дадут нам шанс, которым мы либо воспользуемся, либо нет.
– Кто «мы», кто «они», Бернгард? – Всеволод исподлобья глянул на магистра. – Кто пойдет? Кто останется?
– Идем я и ты, и это не обсуждается, – сухо сказал Бернгард. – Сам понимаешь – мои слова и твоя кровь…
Да, уж… Кровь Изначальных. Без нее рудной черты не замкнуть.
– Еще?
– С нами отправятся мои рыцари. Те, которых я специально готовил к этой битве.
– Твоя мертвая дружина?
– Да. Больше никого не нужно. Проход на дно слишком узок, так что все прочие пусть остаются на берегу. И не спеши возражать, русич. В бою с Пьющими, да и в любом другом бою каждый из моих серебряных рыцарей стоит двоих-троих, а то и доброй полудюжины живых сторожных воинов. Это сейчас наша главная сила, и ее следует использовать для решающего удара.
– А живые, значит, загибайтесь в заслоне?
– Они погибнут в любом случае, русич. А мертвые все же доберутся до кровавой границы вернее и скорее, чем живые.
Всеволоду все это очень не нравилось. Да и кому такое понравится?! Ему предлагали оставить верных соратников, а самому спускаться к рудной черте в компании Черного Князя-магистра и накачанных серебром умрунов. Но ведь и возразить было нечего. Бернгард сейчас был кругом прав. И от той жестокой правоты злость разбирала такая…
