Бурцев вкратце изложил свой план:
— Галера синьора Типоло стоит вплотную к кораблю Хранителей. Попасть на него с «Буцентавра» — легче легкого. Ядвига отвлечет стражников... Не хмурься, Освальд, сам знаешь — у нее это получится — и только у нее. Да и не грозит Ядвижке ничего. Я, ты, Джеймс, и ты, Сыма, — Бурцев поочередно ткнул пальцем в брави и китайца, — проберемся на галеру дожа, а оттуда — на судно Хранителей. Снимем охрану на палубе. Бурангул с дядькой Адамом уложат тех двоих с громометами, что стоят на берегу. Остальные — валят заграждения и расчищают дорогу к трапу. Трап придется захватывать с берега.
— Думаешь, кто-нибудь успеет до него добежать? — Джезмонд Одноглазый все еще был настроен скептически.
— Добежать-то, может, и не успеет, а вот доскакать...
— Штурмовать корабль на лошадях?! — у брави отвисла челюсть.
— Почему нет, Джеймс? Тем более что среди нас есть один такой затейник. Гаврила однажды атаковал с седла свейскую ладью... Повторишь, Алексич?
— Отчего ж нет, — глухо отозвался Гаврила. — Повторю, коли надобно. Я супостата хоть булавою забью, хоть копытами притопчу — за Дездемонушку-то...
— Значит, решено, — подвел итог Бурцев. — Дмитрий, возьми мою чиавону. Сыма Цзян, ты тоже оставь копье. Пойдем налегке. Ядвига, ты — с нами.
Глава 59
Да, в порту было людно необычайно. Пробираться от канала к каналу здесь было весьма мудрено. Зато через сами каналы народ легко переходил по теснившимся борт о борт гондолам, как посуху.
Дабы на море не возникало никаких помех «Буцентавру» дожа, лагуну уже очистили от больших судов и малых рыбацких лодок. Корабли, облепленные любопытными моряками, жались вдоль причалов. Лодочки — те и вовсе отогнаны прочь из портовой бухты. Наблюдать за древним обрядом обручения с морем венецианцы могли только с суши.
Люди — пешие и конные — все вливались и вливались бесконечными галдящими потоками с узких улочек на переполненную набережную. Скапливались
А может, дело и вовсе в другом. Похоже, взбудораженная толпа сегодня на время позабыла страх перед Хранителями Гроба и орденскими братьями. Поначалу венецианцы, правда, старались держаться подальше от эсэсовски-тевтонских ограждений на причале. Однако появление Джакопо Типоло в окружении сенаторов, слуг и гвардейцев привело неуправляемую человеческую массу в состояние буйного помешательства. Пестрое людское море, волновавшееся на берегу моря Адриатического, взвыло восторженно и громогласно.
Тех, кто оказался возле «раумбота», притирали к рогаткам, за которыми выстроилось тевтонское оцепление. Никто, конечно, не порывался лезть или — упаси Боже! — перелезть через ограждения, но никто уже и не шарахался прочь. На орденских рыцарей, на Хранителей Гроба и на их диковинный корабль венецианцы не смотрели. Взоры публики обратились в сторону пышной процессии, раздвигавшей толпу подобно тому, как нос корабля взрезает пенистые воды. Даже крестоносцы ордена Святой Марии, даже эсэсовцы цайткоманды невольно тянули шеи, стараясь получше разглядеть этот парад тщеславия и богатства. Величественное зрелище поглотило всех, без остатка.
Дож Венецианской республики Джакопо Типоло оказался грузным мужчиной с настороженным, птичьим каким-то, лицом. Одет он был в щегольские гетры и с головы до ног упакован в дорогие шелка. Да к тому же обвешан блестящими побрякушками, как новогодняя елка. На широком поясе синьора Типоло болтался кинжал в изукрашенных драгоценными каменьями ножнах — скорее декор, нежели серьезное оружие. На голове возвышалась высокая, расшитая золотом шапка. Смотрелась она хоть и богато, но довольно нелепо. Будь этот головной убор из меха, издали его можно было бы принять за папаху.
Праздничные одеяния сенаторов, следовавших позади Главы республики, оказались столь же роскошны и непрактичны. Сенаторов было много, очень много. «А ведь это не все!» — подумалось Бурцеву. Кто-то из членов Большого и Малого Советов наверняка уже разделил судьбу Моро-стеклодува. Кого-то после убийства отца Бенедикта арестовали, а кого-то, быть может, даже казнили. Однако парламентарии, пока еще избежавшие террора, пыжились изо всех сил, стараясь продемонстрировать гражданам Венеции свое благополучие — такое эффектное и такое шаткое.
Каждый аристократ — как и дож — шел в сопровождении собственной свиты и охраны. Разумеется, «Буцентавр» не в состоянии вместить такого количества народа. Большая часть венецианской знати останется на берегу. На борт галеры взойдут немногие. Те, кому доверяет дож, и те, кому даже он не сможет отказать в этой чести. Конечно же, тех, кому синьор Типоло доверяет, будет больше, — в этом Бурцев не сомневался. Ну а пока...
Дож шествовал степенно, важно и вроде бы даже уверенно. Однако вооруженная стража слишком уж плотной «коробочкой» теснилась вокруг, отделяя синьора Типоло и от восторженных простолюдинов, и от надутых разжиревших сенаторов. Гвардейцев было больше, чем требовалось для выхода в народ. Явно больше — это обстоятельство сразу бросалось в глаза, но для людей непосвященных вполне могло сойти за празднично-невинную демонстрацию силы Венецианской республики. Этакий военный парад в миниатюре...
Возможно, из-за провокационной истории с «заговором» Джакопо Типоло опасался ответных действий местной аристократии. А может быть, старался хоть как-то обезопасить свою персону от проницательных и могущественных союзников, которым нанес предательский удар в спину, организовав убийство отца Бенедикта и бегство важных пленников.
Синьор Типоло всячески избегал смотреть на соседей по причалу. Да и по сторонам тоже. Дож направлялся прямиком к «Буцентавру» с видом человека, жаждущего поскорее пройти смертельно опасные метры и укрыться на борту спасительной галеры от тысяч глаз и рук. И Бурцев вдруг осознал, насколько жалок, насколько несчастен этот пышно разодетый интриган, давно и безнадежно растерявший покой и сон в бесконечной, беспощадной борьбе за власть.
И все-таки синьор Типоло переборол себя. Не ускорил шаг, хотя, наверное, очень хотелось. Не припустил стремглав по узкому коридору в бушующей толпе. Дож остановился. Величественным и в то же время нарочито небрежным жестом Джакопо Типоло поднял руку. Приветствие предназначалось всем гражданам республики...
— Доже! Доже! — возликовала толпа.
Почти как «Боже»... Культ личности отдыхает!
Бурцев невольно поежился. После новгородских событий он здорово недолюбливал такие вот безликие массы, слепленные из множества вопящих лиц.
На большом пальце синьора Типоло блеснуло кольцо. Спешно изготовленное взамен «похищенного» и предназначавшееся ныне морским водам.
— До-же!!! До-же!!! — скандировали тысячи глоток.
В общем шуме и суматохе никто не заметил, как двое конных арбалетчиков, закутанных в широкие плащи, протиснулись к огражденному причалу, как туда же — к кораблю Хранителей Гроба — будто невзначай повернули коней еще четыре всадника. Все они пробирались с разных сторон и не производили пока впечатления единого отряда.
Никто не обратил внимания и на миловидную молодую женщину, что смотрела не на процессию дожа, а восторженно, как какая-нибудь глупая провинциалка, впервые попавшая на праздник сенсо, разглядывала «Буцентавр». Рыжая очаровашка взахлеб расспрашивала о чем-то стражников с галеры, давая понять, что после торжеств будет совсем не прочь расплатиться за ответы самой доступной для женщины и самой желанной для мужчины платой.
Провинциалка была синьорой того особого типа и склада, что возбуждает, будоражит кровь одним лишь лукавым взглядом. Провинциалка улыбалась — соблазнительно и озорно. И охрана галеры — три воина венецианской гвардии в парадных доспехах и легких, украшенных павлиньими перьями, шишаках,
