кольтелло под подбородком перепуганного пленника. И, наверное, весьма красноречиво держал. Ни копье, ни стрела, ни сабля не ударили рыцаря‑мотоциклиста. Бейбарс выжидал, искренне полагая, что деться дружине Бурцева некуда. Ни с гробом Хранителей, ни без гроба. Правда, следил при этом эмир за «атоммине» очень и очень ревниво. По роже видать: в любой момент готов отдать приказ к нападению.
Бурцев благополучно вогнал тягач с прицепом в магический круг мегалита. Заглушил двигатель. Соскочил на землю. Подошел к медиуму. Тот под ножом Джеймса совсем одурел от страха.
— Рудольф, как попасть в хронобункер?
— Произнести заклинание перехода, — прохрипел эсэсовский эзотерик. — Но сначала нужно высвободить силу некротического поля…
— Ну так валяй, твою мать, высвобождай, пока сам не стал некротическим полем!
— Но… — немец испуганно захлопал глазами.
— Что «но»?!
Немец медлил. Мамлюки волновались.
— В чем дело, Рудольф?!
— Атоммине… — жалобно простонал медиум. Он в ужасе косился на прицеп мототягача. — Ее нельзя в хронобункер. Никак нельзя. Она должна быть здесь… Я должен активировать… должен оставить…
— А я вот тебя сейчас так активирую… — Бурцев терял терпение. — Работай, давай, умник!
Медиум, однако, упрямился. Дрожал как банный лист и лепетал что‑то о страшных карах, которые ждут его по возвращении.
Мамлюки заподозрили неладное, вновь начали наступать. Осторожно пока, медленно. Бейбарс впереди, на лихом коне. Как и подобает полководцу. Сидит в седле, тянет шею, старается рассмотреть, чем там занимаются бывшие союзники.
— Действуй, гад! — прошипел Бурцев. — Не видишь — сарацины лезут!
Пощечина не помогла. Зуботычина — тоже. Медиум упрямо мотал головой, рискуя перерезать горло о кольтелло. Страх, порождающий безумие, был в его глазах. Похоже, этот тип боялся гнева эсэсовского начальства больше, чем смерти. Наверное, есть чего бояться. Или зомбировали его коллеги‑эзотерики? Дали какую‑нибудь магическо‑гипнотическую установку: мол, не выполнив в точности задания, не возвращайся. А что, могло быть и так, очень могло…
— Атоммине должна остаться! — твердил пленник. — Должна остаться, должна, должна, должна, должна…
— Эй, каид! — окликнул Бейбарс. — Отпусти немца! Немедленно! Не принуждай его открывать секрет гроба!
Эмир понял их препирательства по‑своему. Решил, что у пленника выпытывают тайну чудо‑оружия?
— И сам отойди от сундука Хранителей! Иначе убью! Всех убью!
Так… Бейбарс забеспокоился. Опасается, что заветное могущество немецких колдунов перехватят, уведут из‑под носа. Правильно, в общем‑то, опасается… Оставлять мамлюкам атомный заряд Бурцев не собирался. Немца отпускать — тоже.
И эмир принял решение. Из серии «Так не доставайся ж ты никому!».
Гортанный приказ — и в каменный круг платц‑башни влетела первая стрела. Джеймс выругался сквозь зубы: стрела засела в груди медиума. Пленник дернулся, обмяк.
А потом…
— Ложись, — успел крикнуть Бурцев.
И стрелы посыпались градом.
Они укрылись за «Кеттенкрафтрадом» с прицепом. Спрятались за «атоммине», как прятались когда‑то за береговым камнем в скалах под Яффой. Только теперь призывы Хабибуллы уже не помогут. И на помощь эсэсовского медиума рассчитывать не приходится: Рудольф Курц испускал дух. В общем, нужно выкручиваться самостоятельно. Как?! Бурцев выматерился. Что он, супермен какой‑то, чтобы… Стоп! Супермен не супермен, но шлюссель‑менш, а это тоже дорогого стоит. Что там говорил отец Бенедикт о возможностях человека‑ключа?
Мамлюки прекратили обстрел и заглядывали меж камней. Все‑таки Бейбарс хотел взять бывших союзников живьем. Чтоб смерть была мучительней?
— Сыма Цзян! — заорал Бурцев. — Говори заклинание!
— Какая заклинания, Васлав? — не понял китаец.
— Заклинание перехода!
Мудрец вылупил узкие глазенки:
— Твоя хочется…
— «Моя хочется» в логово немецких колдунов, Сема! «Моя хочется» туда, куда немцы упрятали Аделаидку.
— Но кака? — удивлялся китаец. — У наша нет колдовской башня. Нужен малый башня, который…
— Я! Я буду вместо башни!
Шлюссель‑менш может перенести себя и других куда пожелает. Так утверждал отец Бенедикт. Но это еще не все! Человек‑ключ может нащупать во времени и пространстве себе подобного, если связан с ним на ментальном уровне. Бурцев и Аделаида были «шлюсселями». И связь между ними имелась. И еще какая связь! Теперь оставалось только проверить, насколько откровенен был венецианский монах‑штандартенфюрер. Оставалось представить милый сердцу образ и озвучить древнюю магическую формулу.
— Сема, твори заклинание!
Кажется, до мудреца наконец дошло. Сыма Цзян забубнил, загнусавил под нос.
Бурцев прикрыл глаза, сосредоточился.
Ментальный контакт состоялся. Была тьма. Полная. Непроглядная. Кромешная. И кап‑кап‑кап — гнетущий звук незримой капели, эхом отдающийся в ушах. И в ней, в этой тьме, в этой капели — Аделаидка. Одинокая. Озябшая. Измученная. Напуганная. Привязанная. Прикованная… Бурцев застонал. Мамлюки завопили.
Старик‑китаец еще палил невнятной скороговоркой заклинание древних ариев, когда он открыл глаза.
Но все уже было ясно.
Сра‑бо‑та‑ло!!!
Знакомое красноватое сияние сочилось из основания платц‑башни, окутывая магическим багрянцем «Кеттенкрафтрад», прицеп с ядерным зарядом и людей, валяющихся под колесами и гусеницами.
Сарацины в ужасе отступали.
Бейбарс что‑то кричал, брызжа слюной, но даже трофейный конь эмира уже не слушался шпор и повода. Этот тевтонский жеребец привык ко многому. И к стрельбе привык, и к взрывам. Но такого видеть коняге еще не доводилось.
Багровое сияние делалось ярче, гуще. Разбуженная магия жадно пожирала пространство, чтобы открыть путь во времени. За каменным кругом платц‑башни испуганные голоса поминали Аллаха и шайтана. Фигуры людей за пределами сияющего кокона становились расплывчатыми, размытыми.
И все исчезло в ослепительной вспышке. Словно на расстоянии вытянутой руки кто‑то врубил мощный прожектор с фильтром цвета крови. Даже сквозь опущенные веки по глазам больно резануло ярко‑красным.
Потом все прошло. Потом глаза можно было открывать.
Глава 64
