легковата, конечно, зато… «пряталася удобная», как говорит китаец Сема. А в палочных боях Збыслав толк знает – это Бурцев помнил еще по суду Польской правды в Силезии. Сам бился с литвином в поединке – насилу сдюжил. Ну, а что вместо палки кость, так это ведь так, условности…
Больше, впрочем, мослами вооружаться никто не стал. Помешали элементарная брезгливость, религиозные убеждения и сомнения в эффективности костяного оружия. Остальная дружина во главе с воеводой больше полагались на кулаки. И на трофеи. Печальной участи быть растащенным по косточкам несчастный скелет избежал.
– Веревки – спрятать, – кивнул Бурцев на сброшенные путы. – Кости сложить в кучу. Ждем, пока не откроют дверь. Ждем и изображаем связанных, покуда стража не войдет внутрь. И потом ждем. Сначала они будут настороже, потом… В общем, нападаем, когда подам знак.
– Какой?
– Я бью первым. А до тех пор чтоб никто руки из-за спин не высовывал. Эй, ведьмочка, слышь?…
Бурцев повернулся к трехгрудой мутантке – их невольной сестре по несчастью. Тоже уже развязанной, как и все.
– Как зовут-то тебя?
– Берта, – глухо ответила ведьма.
– А скажи-ка, Берта, если повезет нам из замка выбраться, куда бежать лучше?
– К лесу, что напротив ворот, – бесцветным голосом сказала Берта. – Или к холмам на востоке – там обрыв, речка, овраги. Тоже укрыться можно. Только…
– Что?
– Не сбежать нам только из этой крепости.
Ведьма эта явно не была оптимисткой.
Глава 16
За ними пришли ночью. Поздно – за решеткой уже вовсю светили звезды, надраенные до блеска черным бархатом ночи. Никто не спал, и едва снаружи раздался надрывный скрип засова, узники изготовились… Свободные руки – за спину. Постную мину – напоказ.
Вошли четверо. За дверью тоже слышны голоса. Похоже, прибыл приличный конвой.
На вошедших стражниках были короткие кольчужки и простенькие шлемы. На поясах висели небольшие мечи. Один из воинов светил факелом. А у того, что вступил первым, поверх кольчуги тускло поблескивал еще и стальной нагрудник. Имелись поручи и поножи. На руках – латные рукавицы. На голове – низко сидящая каска-шапель, под которой едва виднеется кольчужный капюшон. Приопущенные, покатые поля каски закрывали лицо до кончика носа. На уровне глаз – две темные прорези. Что в прорезях – не разобрать, но губы ухмылялись премерзко. Видимо, этот типчик являлся начальником тюремной стражи. Главным надзирателем, или как там его еще…
– Э-э-э, зачем же вы нашего кузена Черепа развалили? – насмешливо процедили губы под шапелью. Каска с полями качнулась в сторону сломанного скелета. – Он тут уже год сидит, никого не тревожит, а вы… Что, нельзя было спокойно по другим углам расползтись?
Вопрос был риторическим, не требовавшим ответа. Никто и не ответил. А вот на следующий отвечать пришлось.
– Кто из вас назвался тевтонским комтуром?
– Ну, я, – Бурцев сказал, не двинувшись с места. Кулаки за спиной уже чесались. Но рано пока, рано… Стражники еще не утратили бдительности. Держат руки на мечах, а в глазах – настороженность.
– Ну, так вставай, комтур, пойдешь с нами.
Рука в латной перчатке потянулась к пленнику – вздернуть, поставить связанного арестанта на ноги.
– Тебя хотят видеть…
Вот, сейчас! – решил Бурцев. Первым валить нужно этого, в железной шляпе. И валить наверняка, – чтоб не сразу поднялся. Бить в челюсть. Больше-то некуда – только подбородок и торчит из-под каски и кольчужного капюшона. Так что для начала – хороший апперкот, а уж потом можно заняться и остальными. Пусть только шляпа нагнется пониже…
– …и с тобой желают говорить.
– Кто?
Пусть только нагнется…
– Маршал ордена Святой Марии Фридрих фон Валленрод и Его Императорское Величество Рупрехт Пфальцский.
Нагнется…
Увы, шапель так и не приблизилась на расстояние эффективного удара снизу. Услышав имя императора, в соседнем углу дернулась Берта. Шлем стражника приподнялся, отклонился. Смотровая щель теперь была обращена к ведьме.
– А-а-а! Шлюшка адова! – Губы вояки скривились еще сильнее. – Ну, как поживаешь? Не помогает тебе здесь нечистая сила, да? А знаешь почему? Да потому, что отец Бонифаций тут молитву прочел и все углы святой водой окропил. А? Что не нравится?
Берта отвернулась.
– А грудь не болит после моих ласк?
Берта не ответила.
