Бурцев выругался. Ну, просил же! Немецким языком просил подождать! И чего у теллевцев этих нетерпячка такая?
Из зарослей один за другим возникали лесные стрелки. Братство мутантов-арбалетчиков. Зачехленные самострелы – за спинами, мечи и кинжалы – в ножнах. На лицах – улыбки. Правда, на таких лицах даже самые дружелюбные улыбочки смотрятся весьма и весьма зловеще.
Впереди – Вальтер Телль. Конь – в поводу. Шлем – в руках. А потому предводитель мутантов производил самое сильное впечатление.
Народ подскочил. Изготовился к бою. У кого было какое оружие, захваченное при бегстве из замка, – похватали. Сыма Цзян побежал к грузовику, полез в кузов, к пулемету.
– Эй! Эй! Эй! – закричал Бурцев. – Отставить! Это ж союзники. Те самые. Друзья это.
– Это? Друзья? – недоверчиво прогудел Гаврила.
– С кем ты дружбу водишь, Василь? – подхватил Дмитрий.
– Что за нечисть в лагерь привел? – вознегодовал папский брави Джеймс Банд.
– У-у-у страхолюдины, – промычал дядька Адам.
– Шайтаново отродье! – прошипел по-татарски Хабибулла.
Даже их разношерстому интернациональному отрядику трудно было сохранять толерантность при виде такого. А придется.
– Молчать! – рявкнул Бурцев.
Неприязнь, междоусобицы и всяческие дрязги следовало пресекать в самом начале.
– Всем молчать, говорю! – повторил Бурцев. И – спокойным невозмутимым голосом – представил союзников:
– Это – Вальтер. Это – Берта. Это – вольные швейцарские стрелки. Прошу любить и жаловать. Приказываю. Любить. Жаловать. Всех. Ясно? Кому нет – два шага вперед.
Никто не вышел.
– А-а-а, Берта. – Дружинники узнали старую знакомую.
Напряжение сразу спало и…
– Не-е-емцы! – донеслось вдруг из зарослей.
Оп-с! А это уже не Збыслав.
Это уже… неужто Освальд?! Вернулся-таки пан!
…и – топот копыт.
Примолкли, подобрались все – и дружина Бурцева, и стрелки Телля. Арбалетчики-мутанты схватились было за самострелы. Бурцев выразительно покачал головой – нельзя.
Из зарослей к грузовику на взмыленном коне вылетел – да, Освальд Добжиньский собственной персоной! Бросил повод Збыславу, соскочил с седла.
Отшатнулся при виде арбалетчиков Телля.
– Иезус Мария! – перекрестился.
– Не пугайся, пан, – гыгыкнул Збыслав, больше всех довольный нежданным возвращением Освальда. – Наши-то хлопцы. Союзнички. Вацлав их в лесу нашел. Вон, и Берта с ними.
Добжинец перекрестился повторно. Пробурчал:
– Да вы тут, я смотрю, времени даром не теряете!
– Что? – Бурцев уже стоял рядом. – Что за немцы объявились, Освальд?
– Да все те же. Тевтонские рыцари, кнехты и колдуны немецкие на малых трехколесных самоходных повозках лес прочесывают. Люд мирный из предместий Шварцвальдского замка согнали себе в помощь и идут отовсюду. Вроде бы даже собаки у них есть.
Бурцев сжал кулаки. Облава! Уцелевшие орденские братья из тевтонско-фашистского посольства вызвали подмогу – основные силы, ожидавшие послов у платц-башни.
– Уйти-уехать можно? – быстро спросил он.
– Нет, – качнул головой добжинец. – Сейчас – уже нет. Поздно. В клещи нас, поди, взяли. Я-то, может быть, и смог бы проскользнуть, сразу как ускакал отсель. В лес тогда еще не все немцы вошли. Можно, наверное, было тропку найти, да коня пустить во всю прыть.
– Что ж не проскользнул?
Освальд вздохнул, сплюнул:
– А как бы вы тогда без меня, а? Кто бы вас предупредил, охламонов? Збыслава? Дядьку Адама? Ядвигу? Тебя, Вацлав, пся крев, и остальных?! Ну не мог я вот так уехать, одну лишь свою шкуру спасая. Покрутил, повертел коня – да и вернулся. Знать, на роду нам с тобой писано драться плечом к плечу.
Молчали все. Даже мутанты с арбалетами почувствовали патетичность момента. Никто не проронил ни звука.
– Негоже нам ссориться из-за баб, друже Вацлав, – так вот я решил, поворачивая коня, – торжественно провозгласил шляхтич. Вспыльчивый, но отходчивый добжиньский пан.
– Ай, Освальдушка, ай, правильно решил, – тут же подбежала к своему рыцарю Ядвига. – Чего
