Из кузова трясущегося грузовика летели все новые и новые стрелы.
Визжала Аделаида.
Вопили дружинники.
Разбегалась в панике обозная челядь. Прыгали за обочину, прятались в лесу.
Да, колесница на двигателе внутреннего сгорания наделала делов. Тех, кого не сразили стрелы, доставало иное оружие. В зеркало заднего обзора Бурцев видел, как секира Дмитрия выбила из седла всадника, атаковавшего машину с фланга. И как какого-то настырного цепкого тевтона, повисшего на левом борту, сшиб шестопером Гаврила.
И все же охрана обоза принимала бой. Несколько пеших – отважных, но дурных – кнехтов даже попытались перегородить путь «Опелю» большими щитами. За щитоносцами показались тевтонские арбалетчики.
Два болта разнесли вдребезги лобовое стекло. Ударило в кузов. В крыло. Из левой дверцы кабины тоже высунулся и уткнулся в спинку сиденья тупорылый наконечник.
Бурцев крутанул руль, вдавил педаль газа до упора.
Толчок. Встряска. Грузовик разметал преграду из щитов и людей. Но удержать машину не удалось. «Опель» вильнул в сторону, скрежетнул бортом о распряженную телегу с крупным бомбардным стволом. Выворотил переднюю ось повозки.
И – зацепился. Увяз, запутался в крепких упряжных ремнях, потерял скорость. Начал пробуксовывать, таща за собой непомерный груз – перевернутую телегу с намертво привязанным орудием. Бомбарда, будто якорь, будто плуг, цеплялась за землю, не желала отпускать.
А со всех сторон уже бегут-скачут тевтоны.
А «шмайсер» от толчка завалился куда-то меж дверцей и сиденьем – так сразу и не достанешь.
А стрелы из кузова больше не летят: магазины арбалетных полуавтоматов опустели. И перезаряжать – нет времени: грузовик уже обступали враги.
Их крепость на колесах, их гуляй-город на бензиновом ходу яростно атаковали. Дружинники в кузове, отбросив самострелы, бились врукопашную, срубая, скидывая немцев под колеса. И весь кузов уже – в кровище. И вокруг – кровь. А Бурцев все жал на газ, пытаясь выехать, вырваться. Сбросить треклятый балласт.
Надрывался мотор. Удушливые выхлопы расползались вокруг ядовитым сизым облаком. Из-под буксующих колес взметались фонтаны замешенной на крови грязи. Загребая землю, волочилась за «Опелем» разбитая повозка с бомбардой. И машина едва-едва ползла. Пока…
Дмитрий, перегнувшись через борт, рубанул секирой. Раз, другой… Сво-бо-да!
Злополучная телега отцепилась, наконец. Отвалилась.
Грузовик выпрыгнул из орущего месива.
И вот тут-то Бурцев увидел одинокого всадника на здоровенном боевом коне. Впереди. Рядом совсем. Тевтонский рыцарь при полном доспехе, с небольшим квадратным щитом, с длинным тяжелым копьем мчался во весь опор навстречу машине.
Под наконечником опущенного копья трепетал яркий красный баннер. Кнехты-пехотинцы в черных одеждах разбегалась, уступая дорогу всаднику. А попробуй не уступи – сейчас эта разогнавшаяся, обвешанная железом махина способна снести, растоптать, раздавить любого. Не хуже «Опеля» раздавит зазевавшегося пешца рыцарь-танк.
– Готт мит унс! – боевой клич из-под яйцевидного шлема с вытянутым, похожим на песью морду, забралом был слышен даже в кабине грузовика.
Елы-палы! Тевтонский камикадзе шел на таран! Лоб в лоб. Копье в бампер. И на узком пространстве меж телегами и обочиной тракта столкновения уже не избежать.
Бурцев тоскливо глянул на торчавший из-за сиденья ствол «шмайсера». Не-а, не успеть!
Что ж, пусть будет таран! Бурцев бросил грузовик навстречу противнику.
И яростно кричали сзади – в кузове.
И время замерло.
«Такое уже было, – отмечало бесстрастное сознание. – И неоднократно». Ну, не такое – почти такое. У деревушки Мооста отчаянные дружинники Домаша и Кербета бросались врукопашную на немецкий танк – на бронированную «Рысь».
И сам Бурцев вот так же, как этот всадник в белом плаще с черным крестом, атаковал с копьем наперевес взлетающий «мессершмит» в Иерусалиме.
Увы, армейский грузовик – это не танк. И не самолет.
«Так что готовься к смерти, Васька Бурцев», – говорило бесстрастное сознание.
А рыцарское копье уже целило в грудь и голову водителю. И рука в латной перчатке держала то копье крепко. И щит с небольшим вырезом вверху служил дополнительным упором. И крюк с правой стороны нагрудника – тоже.
Копье целило в грудь и голову…
Оставалась секунда. Нет – полсекунды.
Потом ударит тяжелый наконечник на длинном древке. Наконечник ударит первым. И если попадет, остальное будет не важно.
У Бурцева копья не было. Не было и щита. Но за приборную доску он нырнул вовремя. Мгновение, доля мгновения еще была у всадника, чтобы изменить направление удара. Тевтонский рыцарь изменил.
