Аэ да мамё оз любитё, Соэ да вонё оз радэйтё — Боста мэ, боста ноп сё, Боста мэ, боста бёд сё, Муна мэ, муна кузь туй кузя, Воа мэ, воа сёд вёршэрё, Вашка мэ, вашка ыжить кёз сё, Кая мэ, кая ыжить кёз вылыз, Визета мэ, визета ыжить вонёз. То-есть:
Отец и мать не любят, Сестра и брат не уважают (меня) — Возьму я, возьму котомочку, Возьму я, возьму дубиночку, Пойду я, пойду по долгой дороге, Буду я, буду в черном лесу, Ударю я, ударю в большую елку, Взлезу я, взлезу на верхушку елки, Увижу я, увижу я большого брата. — Что это за тарабарская песня? — спросил меня мой путевой товарищ. — Если я не ошибаюсь, так этот ямщик вязниковец и пел офеньскую песню.
Не думаю — отвечал я: — язык офеньский составлен по формам русского, а в его песне грамматика, кажется, своя… Ты не русский? — спросил я певца.
— Пермяк, батюшка.
Прекрасно! Так вот пермячский язык, а я слышал от многих, что пермяки забыли язык свой и говорят по-русски. Принять к сведению и на станции попросить его, чтобы он продиктовал свою песню! Теперь же не до расспросов — ветер свежел, и мне становилось очень холодно. Я окутался сколько было возможно и, дрожа всем телом, засыпал под шум леса, под звон колокольчика и под звуки пермячской песни:
Ульдёрас миё сёд вёрас вэтлымё, Ту и с дырьян сёд ягёд ёктымё, Тусэн мёдём босьталым да сёим, Вэс боршикинёй, батюшко! Ты вужеттан, вужеттан мёнэ Мёдла пёлас кэдраыс сулалё — Кэдра ултес кроватяс шогмисё, Кроватяс ныл да зон куйлоны Ныя гусэн мыйкё баитынё Мёнэ сэтшэ жэ корэны… То-есть:
Под лес мы черный ходили, Туисы полны черных ягод набрали, По ягодке одной собирали и съедали. Добрый перевозчик, батюшка — Ты перевези, перевези меня. На той стороне (реки) кедр стоит, Под кедром кровать поставлена, На кровати девица и молодец сидят, Они тихонько между собою разговаривают, Меня к себе же зовут… Конца песни я не слыхал: сон одолел меня… Я не слыхал, как переехали мы чрез Иньву, которая протекает в 15 верстах от Пожвенского завода. Пред нами в большой ложбине показался Чермазский завод. Какое большое селение!
Мы остановились на отводной квартире, и в то время, как начали пить чай, я послал за извозчиком- пермяком, который так заинтересовал меня своими песнями — силанами, как говорил он.
— Нет ли у вас каких-нибудь сказок? — спросил я пермяка.
— Как не быть сказка, — есть вистасем.
— Что такое вистасем?
— Ну — русска сказка, а наш пермяцка — вистасем.
— Говори же, говори поскорее, скажи нам самую лучшую, какую у вас рассказывают.
Пермяк начал:
„Бобёй, бобёй кытшэ вэтвин?' — Чожэ гуё вэтаи. „Мый да мый сёин?' — Виэн нянён сёи. „Мэим колинья?' — Коли тай. „Пэшви тай, да абу?' — Надь то сёд пон сёис „Кытён сёд поныс?' — Сювьё пырэма. „Кытён сювьёйс?' — Биэн сотшэм. „Кытён биис?' — Ваён кусём. „Кытён ваыс?' — Сэра ёшка юём. „Кытён ёшкаыс?' — Вуд вывё каэм. „Кытён вудыс?' — Быйкёп шир пырётём. „Кытён ширыс?' — Налькьё шэдём.
