Дело было уже кончено, как до сведения Феофана Прокоповича дошло о могилах христов людей божьих, Суслова и Лупкина, в Ивановском монастыре. Он написал в Москву письмо к советнику Ивану Топильскому, который до того был судьею при следствии розыскных раскольничьих дел, чтоб он осмотрел надгробные памятники и сообщил ему о них подробные сведения. Топильский нашел над могилой Лупкина новопостроенный памятник (честное гробовое здание) с надписью об его святости, близ которого нашел и могилу Суслова. Над нею камень был уже сравнен с землею и около него посажены были яблони и другие деревья. Этот надмогильный садик огорожен был решеткой с дверцами. Прежде, сказывали Топильскому, была тут «гробница с немалым украшением», но когда последовало распоряжение, чтобы в монастыре и у приходских церквей гробницы и надгробные камни были снесены, тогда и с могилы Суслова снесен был воздвигнутый ему памятник и на месте его разведен садик. Надпись же с того памятника, свидетельствовавшая о святости Ивана Тимофеевича, была стесана и вделана в стену церковной трапезы, неподалеку от могилы.
Феофан Прокопович заявил в присутствии синода о сведениях, собранных им посредством Топильского в Москве. Члены синода полагали, что похоронение тел ересеначальников при церквах сделано последователями их не иначе, как с целью распространить убеждение, что они были не только не суеверны, но и «святости некоей общники». Затем, приведя в основание первую статью уложения царя Алексея Михайловича, по которой богохульникам назначается смертная казнь сожжением, решили передать дело в правительствующий сенат для исполнения, с тем, чтобы в Ивановском монастыре надгробный памятник над Лупкиным, садик над Сусловым и надпись на стене церковной трапезы были уничтожены. Решение это в синоде состоялось 31-го мая 1736 года.[74]
Сенат решил (не ранее однако 1739 г.) «закопанные в московском Ивановском монастыре трупы богопротивных ересеучителей и еретиков Прокопия Лупкина и Ивана Суслова, выкопав через палачей и вывезши в поле, учинить с ними по указам», то есть сжечь.[75]
Трупы сожгли. Но чьи? Впоследствии увидим, что в маленькой церкви, построенной хлыстами в Новом Иерусалиме, за Сухаревою башней, были
Тем «дело о богомерзкой ереси» и кончилось. Хлысты до сих пор помнят этот розыск и о страданиях «святой мученицы Настасьи Карповны» грустным голосом поют песни на радениях. При открытии хлыстовских сборищ в Москве, в сороковых годах нынешнего столетия, в Басманной части, июня 12-го 1846 года, частному приставу Лисицыну, московская мещанка Гостиной слободы, Арина Максимовна, содержавшая хлыстовскую секту, сказала эту песню. Она записана вместе с другими в снятом с нее допросе.[76]
Вот песня о Настасье Карповне:
Не простила Настасья Карповна государыню, говорят хлысты, и Анна Ивановна умерла чрез три дня после казни «верных-праведных». Хлысты и тут, как и в большей части своих сказаний, путаются в хронологии. Императрица Анна Ивановна скончалась не чрез три дня, а чрез семь лет после казни хлыстов.[78]
Примечания
1
