сидеть, грязью да копотью дышать. А мне придется еще на неделю задержаться до решения адмирала по проекту, да и учителя надо подыскать, непременно мужчину, строгого и непугливого...
– Бог тебе в помощь, Кирюша! – усмехнулся Павел и не преминул ехидно заметить: – Вспомни только, кого из нас лет этак двадцать – двадцать пять тому назад за уши таскали за подобную же крысу, только под подушкой у мадемуазель Надин? Что-то я запамятовал, у кого они сильнее алым цветом полыхали?
Теперь настал черед князя улыбнуться:
– Хочешь, чтобы я поделился с этими сорванцами нашим богатым опытом избавления от зловредных учителей? Не дождешься, mon cher! Вот заведешь себе детей, тогда и учи их уму-разуму как бог на душу положит!
– Да вроде их у меня и так уж прилично набралось! – Павел удрученно крутанул свой пышный ус. – Весь дом и двор, клянусь тебе, заполонили. Вот только никак не запомню, где Васька, где Гришка, где Гаврюшка, мельтешат, как комары! Кто чей, тоже не пойму! Кто из них Глашин, кто Лушкин, а может, Василисин?.. Представляешь, все на одно лицо, горласты, прожорливы, что твои утки, резвы, как жеребята! Может, присоветуешь, что дальше с ними делать? – Верменич в недоумении развел руками и посмотрел на товарища, расправлявшегося с устрицами.
Адашев, отодвинув блюдо с очищенными перламутровыми раковинами, вытер рот салфеткой, налил себе немного шабли и сделал несколько глотков. Отставив бокал в сторону, опять утерся и только тогда соизволил ответить:
– Прежде всего прекрати вести себя как мартовский кот и женись в конце концов! Тебе это сделать гораздо легче. Ты не связан никакими обязательствами, а мне в первую очередь нужна взрослая, опытная женщина, чтобы могла справиться с моими балбесами.
Верменич задумчиво постучал кончиком ножа по опустевшему блюду и поднял глаза на князя Кирилла:
– Ты не поверишь, но я ведь за этим и приехал в Петербург. Была у меня на примете одна барышня, умница, красавица и, главное, богатая. Папенька ее, по слухам, дает в приданое пять или шесть тысяч душ, на сто тысяч земли, да еще ста тысячами ежегодного дохода согласен поделиться. Скажи, чем не приличная партия?
– Ничего не скажешь, приличнее не бывает! – согласился князь.
– Но, увы! – Павел, кажется, впервые в жизни был неподдельно огорчен. – Но, увы, я опоздал!
– Что же, кто-то наперед тебя успел? – Адашев сочувственно посмотрел на приятеля.
– Нет, замуж она не вышла, но почему-то вдруг решила вернуться к отцу в имение. Я тут вчера у тетки ее пытался причину узнать, и она, похоже, знает, но не говорит. Уж как я ее уламывал, раз десять ручки целовал, мозоль на языке вскочила от тех дурацких комплиментов, что ей наговорил! Нет, смеется себе, и все тут! Даже на свой знаменитый «четверг» не пригласила, шельма! – Верменич с досадой отбросил нож и, сердито насупившись, оглядел заполненный зал. Его взгляд наткнулся на кого-то в дальнем углу, он вгляделся пристальнее и вдруг повеселел. – Смотри, смотри, кто на свет божий вылез! Красавчик Кирдягин! Это ведь его она чуть ли не принародно по щекам отхлестала!
– Господи, Павел! – Князь страдальчески сморщился. – Упаси меня от этих разговоров. Меня совершенно не интересует, кто кому съездил по физиономии...
– Ну и зря! – Верменич, порозовев от возбуждения, наклонился к нему через стол. – Это же тот самый Кирдягин, которого моя несравненная Александра на одном из последних балов основательно отлупила!..
– Какая еще Александра? – Адашев окончательно рассердился и, скомкав салфетку, бросил ее на стол. – Не хватало мне своих забот, чтобы чьими-то побитыми vitrines[14] интересоваться!
– Нет, брат, подожди! – Верменич, потянув его за рукав, вынудил остаться на месте. – Это особенный случай, а ты, похоже, не в столице, а где-то на Луне обитаешь! Ведь Александра и есть та милая барышня, на которой я подумываю жениться.
– Ну так женись, в чем вопрос, а меня оставь в покое! – Князь попытался отнять руку, но не тут-то было! Хватка у Павлуши Верменича была железной. Пришлось смириться, и, вздохнув для порядка, Адашев с преувеличенным вниманием уставился на товарища. Тот принял это как должное, тут же оставил его рукав в покое, подозвал официанта, велел подать еще вина и продолжил свой рассказ:
– Эта барышня, Сашенька Волоцкая, племянница графини Буйновской, только в нынешнем сезоне появилась в Петербурге, причем не с самого начала, а где-то уже после Рождества, потому я слишком поздно о ней и узнал. Сознайся, ты ведь слышал о ней? Просто не мог не слышать! От ее фокусов и bons mots[15] весь Петербург точно вулкан клокочет. Не чета нашим пресным барышням, на все у нее готов ответ. Осмелилась даже поспорить с сенатором Галаниным по поводу, говорят, крестьянского вопроса и переустройства общества.
– Очевидно, сия барышня из тех «синих чулков», что сейчас устремились в университеты французские да английские?
– Нет, про «синий чулок» никто не упоминает, наоборот, все как один утверждают, что девушка она весьма привлекательная, но очень уж языкаста, не приведи господь! – Павел тяжело вздохнул. – Возможно, слышал, папаша у нее известный путешественник, она вместе с ним всю жизнь за границей прожила, наших законов не знает, представляю, каково ей сейчас в нашей безмозглой и напыщенной атмосфере! Местные бонвиваны к ней, как мухи на мед, устремились, но что интересно, – Верменич радостно улыбнулся, – она всем скоренько от ворот поворот устроила. – И Павел поведал другу несколько случаев преуспеяния Сашеньки Волоцкой в отваживании женихов.
Князь, презрительно усмехнувшись, в недоумении посмотрел на друга:
– Кажется, в английском языке есть очень сильное слово hooligan,[16] которое чрезвычайно подходит к этой
Верменич сконфуженно улыбнулся:
– Честно сказать, мне ее так и не удалось увидеть. Графиня уехала прежде, чем я появился в Петербурге, но ты недалек от истины, она меня очень заинтересовала, хотя в свете ее иначе как «наказанием господним» никто не называет. В последний раз она была на балу у княгини Дувановой, ты ведь, кажется, тоже был приглашен? Не может быть, чтобы тебя ей не представили!
– Постой, постой, – Адашев наморщил лоб. – Действительно, что-то подобное было! Как ты говоришь ее фамилия? Волоцкая? А тетка ее графиня Буйновская? Теперь припоминаю, меня хотели с ней познакомить, но мадемуазель постоянно то исчезала, то танцевала, так что сие счастье меня миновало! Видно, господь решил уберечь меня от встречи со столь экстравагантной особой.
– Знаешь, Кирилл, не скрою, я достаточно преуспел в любовных интрижках, поэтому, monsieur pedant, осмелюсь тебе кое в чем возразить. Со многими женщинами я просто флиртовал, с другими переспал и не только на пуховых перинах, но и на деревенских лавках. Всякое бывало в жизни, но одно я зарубил себе на носу и тебе советую сделать то же самое – если женщина собирается тебя завлечь, она изо всех сил будет стараться показать себя скромной и кроткой: ну какой же мужчина свяжет себя с мегерой? Но на поверку они таковыми и оказываются. – Павел развел руками. – Поэтому мне по душе те, у которых все написано на лице. Они не скрывают своих истинных чувств за маской смирения, они искренни и порывисты! Если любят, то всей душой и сердцем, если ненавидят или презирают, то не постесняются съездить тебе по роже! Им не надо притворяться ни до замужества, ни после. Вот такую женщину я хочу и найду непременно! – Он озорно улыбнулся. – Заберусь в любой медвежий угол, хоть на край света, но Сашеньку Волоцкую разыщу и обязательно на ней женюсь, помяни мое слово!
– Извини, друг, но здесь я тебе не помощник. – Князь усмехнулся. – Гляди только, чтобы это «наказание» тебе голову не оторвало мимоходом. А мне и своих enfants terribles хватает, могу уступить на время, если тебе острых ощущений недостает!
Верменич не успел найти достойный ответ, его внимание привлекла шумная компания, появившаяся из дверей кабины, в которой гости мосье Леграна обычно ужинали с дамами. Одна из женщин, самая очаровательная, но несколько крикливо одетая, направив свой взор поверх голов спутников, остановила его на князе и расцвела приветливой улыбкой. Адашев слегка привстал со своего кресла и отвесил ей вежливый поклон. Дама в ответ изящно взмахнула ручкой, но ее тут же подхватили под локоток, и она, беспрестанно
