и испортить по глупости!
– Прекрати слюнявиться! – прервал его приятель. – Разве это последние лошади в нашей жизни? А вот некая очаровательная особа от тебя определенно сбежит! – Павел, привстав в стременах, посмотрел в сторону беседок, пестревших многоцветьем женских платьев и шляпок. – Смотри, кажется, я ее вижу! – Павел повернулся к Адашеву и с преувеличенной укоризной посмотрел на него. – Стоит она, подобно Пенелопе, у беседки и вздыхает: «О, милый Одиссей! Когда же ты согреешь мою душу и сердце!»
– Перестань! Во-первых, я ее предупредил, что ничего интересного она здесь не найдет. Скачки, сам знаешь, из-за грязи отменили, парад лошадей под проливным дождем тоже был не самым приятным зрелищем. Во-вторых, она непонятно почему решила на меня дуться: возможно, думает, что хляби небесные по моему приказу разверзлись. По крайней мере других поводов для недовольства я не вижу.
– А вот я догадываюсь, mon cher, peu sagace ami![21] Поводов ей как раз хватает! В свете вы давно уже числитесь женихом и невестой, но, насколько мне известно, ты так и не сделал ей предложения. А для женщины нет ничего страшнее неопределенности, помяни мое слово!
– Прежде всего мы с ней хорошие друзья. Она умная, красивая женщина, в жизни ей выпало много несчастий. Я ее уважаю и дорожу нашей дружбой. Но слухи о предстоящей свадьбе, намотай на свой ус, не имеют основания, и потому давай на эту тему более не говорить. – Князь сердито нахмурился и, хлестнув коня, вырвался вперед.
– Ну, ну! – едва слышно пробурчал ему вдогонку Верменич. – Тоже нашел себе подругу! Кроткая, как овечка, нежна, что голубица! Глаза бы мои не смотрели! – Павел в сердцах сплюнул под копыта своей лошади, пришпорил ее и, разбрызгивая грязь, поскакал за другом в направлении беседок, продолжая ворчать. – Хитрая дамочка, ну точно мой кот. Он ведь, Шалый, так же на сало жмурится, как баронесса на Кирюшку. Но учти, этот подлец сало не жрет, пожует-пожует да выплюнет. Как бы и нашего князя постепенно в кошачью жвачку не превратили! Чуешь, Шалый, чем тут пахнет?
Но Шалого, резвого молодого дончака, больше волновал мотавшийся впереди хвост княжеского жеребца Тамерлана. Верменич весело свистнул, дончак прибавил ходу, и они на полтора корпуса обошли соперников. Павел лихо осадил коня за десяток шагов от беседки баронессы, подкрутил опавший было ус и тихо пробормотал:
– Ничего, Шалый, флагов в баталиях мы никогда не спускали! Турков одолели, так что же, какой-то Дизендорф соли под хвост не насыплем? Сам погибай, а товарища выручай! – Он похлопал коня по сильной шее и подмигнул спешившемуся Адашеву, который привязывал Тамерлана к коновязи и, конечно же, не подозревал о коварных замыслах своего лучшего друга.
12
Саша сидела на толстой кошме на подсохшем после дождя песчаном пригорке недалеко от коновязи, вытянув уставшие за день ноги, и от души наслаждалась покоем и долгожданным теплом. Солнце, пробившись сквозь тучи, разгулялось, спеша, как добрая хозяйка, избавиться от грязи и сырости. Влажные испарения, поднимавшиеся от земли, зелени и спин лошадей, разгонял проворный ветерок. Он же ласково обвевал лицо и шею, проникал сквозь отсыревшую одежду. Эти нежные касания расслабляли, хотелось закинуть руки за голову, лечь на спину и бездумно глядеть в небо.
Девушка потянулась, как кошка, раздумывая, не снять ли сапоги. Нет, пожалуй. Хотя она переоделась в мужской костюм, это не значит, что теперь можно обнажать ноги на виду у посетителей ярмарки, сновавших вокруг, как муравьи вокруг банки с вареньем. Серафима, Рустам и Ахмет обедали в трактире неподалеку, выходит, у нее в запасе с полчаса, так не лучше ли предаться сладостному безделью, которого Саша не могла себе позволить с самого отъезда из Петербурга?
Поездка на ярмарку удалась на славу! Александра придирчивым взглядом окинула свою покупку: презрительно взирающего на мир красавца жеребца ахалтекинца и его несравненных подружек – трех золотистых кобыл, основу ее будущего племенного табуна. Аргамаки стояли спокойно, лишь изредка прядали ушами да отмахивались хвостами от надоедливых мух и слепней. Рустам и Ахмет хорошо накормили и напоили их перед дорогой домой. Лошади, на которых девушки добирались на ярмарку, – крепкие, широколобые американские морганы, и стремительные в беге «кабардинцы» черкесов были привязаны по другую сторону коновязи, подальше от своенравных чужаков.
Какой-то ушлый цыганенок попытался прошмыгнуть под коновязью поближе к ахалтекинцам, но Саша прикрикнула на него, показав зажатую в руке плеть, и сорванец поспешно ретировался подальше от грозного стража в длинной крестьянской рубахе и надвинутом по самые глаза порыжелом картузе. Обедать не хотелось, впервые за долгое время ей представилась возможность побыть одной, и она не преминула этим воспользоваться, отправив своих сопровождающих подкрепиться перед отъездом, а сама осталась караулить седельные сумки с вещами и лошадей.
Ярмарка приближалась к завершению. Разбирались постройки, непроданные животные сбивались в небольшие табуны, готовились к отправке на конезаводы и частные конюшни. Стук топора, перекличка подвыпивших приказчиков, брань их хозяев, ржание и храп лошадей стали затихать, исчезать из Сашиного сознания, она почувствовала, что засыпает и не в состоянии этому сопротивляться.
Внезапно веселый многоголосый шум, громкий женский смех и возбужденный мужской говор заставили ее разомкнуть тяжелые веки, а вид нескольких экипажей, подъезжавших к трактиру, окончательно разогнал сон.
Из трех карет, остановившихся неподалеку, выпорхнули не по погоде вырядившиеся дамы. Опираясь на руки франтоватых кавалеров, они со смехом прошествовали по проложенным доскам к трактиру и остановились, поджидая отставших спутников. Не обращая внимания на жужжащую пеструю клумбу из ярких летних платьев, причудливых шляпок, развевающихся шарфов и вуалей, Саша поспешила к коновязи, куда подъехало несколько всадников. Они уже успели спешиться и недовольно оглядывались по сторонам, так как ближняя коновязь почти полностью была занята лошадьми Александры и ее слуг. Другая, более дальняя, оставалась свободной, но путь к ней преграждала огромная лужа, и всадникам пришлось бы вновь взбираться на лошадей, чтобы преодолеть ее.
Всадники заметили приближавшегося к ним паренька. Один из прибывших господ, высокий, в светлом костюме для верховой езды, с отвращением оглядев свои забрызганные грязью сапоги, крикнул:
– Эй, ты, поди сюда!
Саша подошла ближе и вдруг, к своему несказанному удивлению, узнала в надутом, как индюк, барине разлюбезного месье Кирдягина. Девушка попыталась еще ниже надвинуть картуз, но Дмитрию Афанасьевичу, похоже, было не до разглядывания физиономии стоявшего перед ним слуги.
– Чего чешешься, негодяй! – Ухватив девушку за плечо, он подтолкнул ее к коновязи. – Живо освободи место, а этих чертовых лошадей перевяжи вон туда! – И Кирдягин ткнул кнутовищем в сторону лужи. – Да поторапливайся, иначе отхлещу тебя поперек спины вот этой самой плеткой! – И он потряс кулаком перед Сашиным лицом.
Девушка, отступив на шаг, слегка поклонилась:
– Никак нет, барин, хозяин мой рассердится, ежели узнает, что я лошадей перевязал. Они дорого стоят, и он не велел их тревожить.
– Ах ты, дрянь! – Мерзкий bel homme, который еще совсем недавно ползал перед ней на коленях, умоляя о любви, замахнулся плетью и, не отскочи Саша в сторону, непременно огрел бы ее по спине.
Графиня Волоцкая, забыв в мгновение ока, кого она в сей момент изображает, приготовилась осадить наглеца, но какой-то шум отвлек внимание всех присутствующих. Саша оглянулась, и сердце ее остановилось, а потом вновь неистово забилось. Вдобавок ко всему она перестала воспринимать не только Кирдягина, застывшего рядом с ней египетской пирамидой, но и цвет, и запах, и громкие приветственные крики ранее прибывшей компании... Появление Полины Дизендорф, которой помог выйти из только что подъехавшей кареты один из сопровождавших ее всадников, высокий статный мужчина в дорожном костюме, было настоящим ударом. «Что она здесь делает?» – успела подумать Саша, и тут ее поразил следующий удар. Спутник баронессы медленно повернулся, и девушке показалось, что она теряет сознание. Князь Адашев, которого она и не чаяла снова встретить, стоял от нее в двух шагах и с изумлением разглядывал красавцев аргамаков.
Несколько секунд, которые Саша потратила на то, чтобы восстать из пепла, вывели из терпения Кирдягина. Не сдерживая ярости, он занес плеть над головой неслуха, посмевшего перечить барину и даже не подумавшего исполнить его приказание.
