– Приставал, но тебе, должно быть, известно, чем это закончилось?
Митя обхватил ее лицо ладонями, внимательно посмотрел в глаза:
– Объясни, почему ты отказалась вернуться в Петербург? Ведь протекция Государя дорогого стоит, и не каждому ее предлагают!
– Я дала слово твоим родителям, надеюсь, ты помнишь об этом?
– Только поэтому?
– Да, только поэтому! – твердо сказала Маша и, освободившись от его ладоней, опять прилегла головой на Митино плечо. – Давай помолчим немного. За последнее время столько всего ужасного произошло, что я до сих пор не могу прийти в себя!
– Помолчим, – согласился Митя и вдруг склонился к ней и припал к ее губам быстрым и жадным поцелуем. Так же быстро оторвался от нее и прошептал: – Почему у тебя губы всегда горячие, а вот у Алины они постоянно были холодными, будто не живыми?..
«Потому что я люблю тебя, а Алина лишь терпела, как выгодного жениха!» – хотела ответить Маша, но произнесла совсем другое:
– Вероятно, холодные губы были ее единственным недостатком и не помешали тебе влюбиться в нее.
– Возможно, – усмехнулся Митя, – и давай закроем эту тему. – Он поднял голову и посмотрел на небо. – Кажется, ветерок подул. Будем надеяться, что через час-другой туман рассеется...
34
Выступили в дорогу после скорого и несытного завтрака, но Цэден пообещал уже к полудню быть на месте и накормить их бараньей похлебкой, вкуснее которой они еще ничего не пробовали.
Лес поредел, зато появились болота. И вскоре сапоги промокли насквозь. А морось, продолжающая сыпаться с неба, напитала одежду, она стала тяжелой и неприятно липла к телу, мешала идти так быстро, как хотелось бы. Лошадей из-за плохой видимости вели в поводу. К тому же Цэден, шедший первым, постоянно останавливался и, сделав знак подождать, уходил в туман, чтобы разведать дорогу. Следом за ним шла Маша, потом – Митя, и замыкал их маленький караван Антон.
Вскоре звериная тропа вывела их на вершину сопки. Повеяло свежим ветром. Туман закачался, задвигался и вдруг, точно салазки с ледяной горки, стремительно покатился вниз в глухие ущелья и распадки, спасаясь от жарких лучей солнца, которое все-таки пробилось сквозь тучи и воцарилось на небе.
Маша зажмурилась от нестерпимой голубизны, залившей горизонт, вдохнула всей грудью бодрящий, слегка горьковатый от запахов хвои воздух и повернулась к Мите. Он тут же подошел к ней, обнял за плечи, и уже вместе они принялись с восторгом смотреть на открывшиеся их взору горы, близкие и далекие, на таежный океан, где сопки, точно волны, набегают, накатывают друг на друга. И только извечный житель этих мест – беркут, подобно буревестнику, распластал над бескрайним простором свои крылья. Высокомерно и презрительно взирает он сверху на крошечные фигурки людей, реет над тайгой, горами, купается в зыбком мареве, и зачастую только его крики разрывают задумчивую тишину этих диких и пустынных мест.
– Смотрите, куда мы пойдем! – Цэден показал рукой на голый гребень, соединяющий одну вершину с другой. – Здесь всего с полверсты, не больше. Дальше сначала по тропе, потом через ущелье по старому мосту. Его, говорят, в старые времена контрабандисты соорудили. А там уже и рукой подать до моего стойбища.
Маша с опаской посмотрела на давно не хоженную тропку в сажень, если не меньше, шириной, заваленную щебнем и мелкими камнями. Цэден заметил ее оторопь и улыбнулся:
– Не бойтесь, Мария Александровна! Олени эту дорожку бегом пробегают. Вы, главное, не смотрите по сторонам, а все под ноги, под ноги. Земля твердая, выдержит.
– Я и не боюсь, – проворчала Маша и еще сильнее сжала поводья лошади, которую, как и ее спутники, вела за собой.
Она ловко преодолела этот нелегкий путь, хотя все время чувствовала, как тело ее, независимо от желания, клонится то в одну, то в другую сторону. Темные провалы справа и слева тянули к себе с неудержимой силой, и, только опустив глаза вниз, под ноги, можно было подавить в себе эту до тошноты противную тягу к пустоте.
Внезапно Цэден резко остановился и замер на месте. Маша почти уткнулась носом в хвост его лошади и приподнялась на цыпочки, чтобы рассмотреть, что же такое мешает их дальнейшему движению. И увидела: навстречу им спокойно шагала крупная медведица, а позади, ну точь-в-точь как Маша за Цэденом, двигался медвежонок.
Разойтись им не было никакой возможности. Но Цэден почему-то не спешил стрелять, а лишь на мгновение повернулся к своим спутникам и приложил палец к губам. Тише, мол!
Ветер тянул сбоку. Медведица больше смотрела себе под ноги и часто оглядывалась – видимо, боялась за малыша, который, в общем-то, уже не был малышом, так, с дворовую собаку, – и потому заметила людей гораздо позже, чем они ее. А увидев, никак не могла сообразить, что это такое.
Она остановилась, приподнялась на дыбы и все нюхала, нюхала, водила туда-сюда черным влажным носом. Но вперед идти уже не решалась.
Медвежонок за широким задом родительницы ничего не видел. Вынужденную остановку он использовал для игры: спускал в пропасть камни и озорно тоненько порыкивал, наблюдая, как они летят вниз, увлекая за собой настоящую лавину камнепада.
Неожиданно Цэден стянул с головы форменную фуражку, прикрыл ею лицо и, отпустив повод своей лошади, решительно пошел на медведицу.
– Ружье! – прошептал ему вслед Антон. Но Цэден лишь отмахнулся с досадой. Не мешай, дескать! Ружье по-прежнему висело у него на груди, и он не сделал пока ни одного движения, чтобы взять его на изготовку.
Медленно, нащупывая ногами тропу, Цэден продолжал идти вперед. Спутники его застыли на месте и, затаив дыхание, наблюдали за тем, как постепенно сближаются зверь и человек.
Медведица по-прежнему стояла на задних лапах. Она глухо ворчала, смотрела то назад, то вперед. И вдруг ветерок донес до нее необходимые сведения о существе, идущем ей навстречу. Как она, бедная, вздрогнула и испугалась! Мигом повернулась, рявкнула на малыша, и тот, поняв, что объявлена нешуточная тревога, галопом поскакал назад по тропе. Мамаша – за ним, лишь изредка оглядываясь, не догоняют ли? А когда опасная тропа кончилась и узкий гребень влился в кустарник, она остановилась, подняла голову над карликовой березкой и проревела, явно негодующе и сердито. И только после этого исчезла со своим малышом в темной еловой чаще.
– Вот и все, – весело улыбнулся Цэден, – убежала, словно ей пятки бараньим салом смазали. – Он посмотрел на изумленно взирающих на него спутников и признался: – Честно сказать, коленки-то немного тряслись. Медведь – зверь непредсказуемый, особенно медведица, да еще с детенышем. Но тут ее с толку сбило, что я лицо фуражкой прикрыл, глаза от нее спрятал, вот она и перепугалась, а то ведь и кинуться могла бы. Представляете, что бы она здесь натворила?
«Да, несладко бы нам пришлось!» – подумала Маша, представив на миг жуткую картину с разъяренной медведицей в главной роли, насмерть перепуганных лошадей, которые или затоптали бы своих седоков, или сбросили бы в пропасть.
Тем не менее и на этот раз все обошлось благодаря охотничьей смекалке ее доброго «амура». Маша подошла к Цэдену, обняла его и поцеловала в щеку.
– Спасибо вам, дорогой Цэден! Что бы мы без вас делали!
Бурят смутился и пробормотал:
– Слыхали, как она упрекнула нас? Не уступили, мол, дорогу даме с ребенком, заставили в обход идти.
Все с облегчением рассмеялись, а Митя заметил:
– Да, тон у нее был явно недовольный. И замечание, по сути, правильное. Нужно принять его к сведению, Цэден, и больше не рисковать.
– Но в тайге совсем другие законы, чем в нашем обществе, князь, – вздохнул бурят. – Уступка здесь зачастую равносильна смерти. Только порой мне кажется, что звери все-таки более милосердны, чем люди,
