– Самойлович у нас мужик правильный, даром что еврей.
Девушка рассмеялась:
– У вас какие-то претензии к евреям, тетя Катя?
– Да нет, просто к слову пришлось, вроде присказки какой. – Тетя Катя оглянулась по сторонам и доверительно прошептала: – Я в отделении уже без малого сорок лет служу. Всякое на своем веку повидала. Но одно тебе скажу: вежливее и обходительнее мужиков, чем евреи, никого более не встречала.
В дальнем конце коридора показалась Нина Ивановна и поманила Наташу к себе.
– Спит твой Карташов?
– Вроде спит. Глаза были закрыты, когда я уходила.
– Ладно, посиди у меня с полчаса. Ничего с ним за это время не случится. – Старшая медсестра открыла двери в свой кабинет. – Заходи, теперь здесь придется чаи гонять и беседы беседовать.
– Почему же? – запротестовала Наташа. – Можно и у меня в палате, за ширмой. К тому же там и самовар есть, а в холодильнике мед и варенье, я из дома привезла.
Нина Ивановна с досадой махнула рукой:
– Чай-то он, конечно, и там чай, но уж поговорить от души вряд ли получится. – Она разлила по чашкам настоянный на мяте напиток, присела напротив Наташи. – Ты лучше, девонька, объясни мне, какой такой тактики придерживалась, когда о своем ненаглядном даже словом не обмолвилась? Или побоялась, что я сглажу?
Наташа подняла на нее глаза и вдруг неожиданно для самой себя всхлипнула от непонятной горечи и страха. В следующую секунду слезы полились ручьем. И Нина Ивановна, прижав к своей необъятной груди навзрыд плачущую девушку, выслушала такой знакомый и понятный ей рассказ об очередном девичьем грехе, совершенном из вечной женской жалости к кому угодно, но только не к самой себе.
Растерявшись в первую минуту, Нина Ивановна справилась с собой и попыталась утешить Наташу, осознавшую наконец, что произошло на самом деле.
Несмотря на слишком короткую встречу, Нина Ивановна успела достаточно хорошо парня рассмотреть и даже составить о нем некоторое мнение. Судя по всему, человек он серьезный, самостоятельный, и хотя далеко не мальчик, но выглядит приятно. В старые времена молодые редко сходились по любви, и ничего. Обвыкали постепенно, детей рожали, да еще потом бога и родителей благодарили, что так ладно их сосватали. Возможно, и Наталья вытянула свой счастливый билет, но по молодой дури просто не догадывается об этом.
Втайне от Наташи Нина Ивановна уже решила съездить в Полтавское, переговорить с Анастасией Семеновной и с Петром, если получится. Все равно завтра воскресенье, а она уже лет двадцать не была в селе, в котором, как она подозревала, прошли лучшие годы ее жизни.
Глава 11
Игорь не спал. Поначалу он действительно решил подремать до прибытия первых посетителей. Нельзя сказать, что он не был им рад. Но очень уж не любил разговоров, касавшихся его персоны. Он представлял, какие ахи и охи издадут благоверные его приятелей и как их мужья со снисходительностью здоровых людей будут осторожно хлопать его по плечу, уверенные, что с ними-то подобной неприятности не случится. У Игоря же это было уже второе ранение (первое, в плечо, он перенес на ногах).
Все это время Игорь лежал с закрытыми глазами и потому скорее почувствовал легкие шаги, прошелестевшие возле его кровати, чем увидел, кто это. Незадолго до этого до его ушей донесся шум воды из ванной, и он с удовольствием представил изящную девичью фигурку, изогнувшуюся под упругими струями. Он словно воочию видел, как капельки воды сливаются в ручейки и устремляются вниз по высокой груди и стройным бедрам, западая в ложбинке между грудей и в том самом местечке, где бедра смыкаются в нежный треугольник... Он вновь ощутил тот особый запах, который издает молодое девичье тело, и чуть не задохнулся от нахлынувших сладостных предчувствий.
И тут Игорь вспомнил, как совсем недавно склонилось к нему девичье лицо, и настолько близко, что при желании он мог, не поднимая головы, коснуться его губами. И удержался он от этого уже в последнее мгновение, побоявшись обидеть или испугать девушку. Однако он успел разглядеть в ее глазах такое выражение, которое у более взрослой и опытной женщины принял бы за призыв заняться любовью. Но девочка при этом казалась слишком испуганной и потрясенной, поэтому он приказал себе умерить пыл и оставить ее в покое.
Раскрасневшееся личико Наташи сильно взволновало Игоря. Ее по-детски пухлые губы, изящные скулы и хорошенький носик вновь и вновь являлись ему в щемящем душу видении, отчего ему совершенно расхотелось спать, а в голову опять полезли мысли, одна крамольнее другой... Синие глаза, такие ясные и чистые, не давали ему успокоиться, будоражили его воображение. Они таили в себе обещание необыкновенной страсти и восторга, которые им предстояло испытать в минуты близости. Теперь Игорь уже не сомневался, что они непременно будут вместе, и именно он станет ее первым мужчиной, который разбудит тщательно скрываемую страстность в этой совсем еще юной и чистой девочке.
Он понимал, что в любви Наташа – белый чистый лист бумаги, на котором нет ни одной помарки, и нужно быть очень осторожным, чтобы не измять, не испачкать его грязными руками, а написать на нем именно те строчки, которые будут дороги ей всю жизнь.
Игорь не допускал и тени сомнения в том, что их отношения завершатся закономерным и счастливым исходом, а потом, возможно, станут не менее счастливым воспоминанием. Чего скрывать, мысли о былых победах, не всегда джентльменских, зачастую вызывали у него гнев и даже ненависть к особам, которые ни в какую не желали прекращать их связь, грозили скандалами и разоблачениями. Порвав с очередной наскучившей до чертиков любовницей, он пытался забыться в постели с другой. И на какое-то время у него это получалось. По роду службы он не мог позволить себе даже рюмку водки, чтобы разрядиться, поэтому начальство весьма снисходительно относилось к его амурным похождениям.
Но вот сейчас он почему-то стал задумываться, имеет ли право перейти дорогу этой девушке, войти в ее жизнь, чтобы свойственный ему цинизм осквернил ее чистоту и невинность.
Впервые он задумался о будущем, поджидавшем его за стенами госпиталя. Раньше его жизнь текла как по маслу, вполне укладывалась в служебные рамки, и если ограничивалась, то лишь сроками выполнения очередного задания, и в ней никогда не было места другим людям. Даже любовь к родителям откладывалась на неопределенный срок, связанный с очередным отпуском, который ему не удавалось использовать вот уже три года...
Вдобавок после госпиталя ему полагался дополнительный отпуск за успешно выполненное сложнейшее задание и для полного восстановления сил. Игорь твердо решил провести его не в санатории, а на берегу с детства любимой реки с удочкой в одной руке и с парой бутербродов, приготовленных матерью, в другой. Но сколько еще ему предстоит пролежать в госпитале, зависит лишь от господа бога, медслужбы да, возможно, юной и прекрасной феи с голубыми глазами и нежными руками.
Игорь перевел дух и признался себе, что слишком много размышляет о молодой сиделке. Подумал, стоит ли усложнять свою жизнь, связываться с наивной девчонкой, ведь есть же под рукой Виктория – мягкая, податливая, готовая на все всегда и при любых обстоятельствах. А чувства, возникшие так некстати, надо пресечь в зародыше, чтобы не причинить девочке зла и позволить ей идти по жизни своим путем. Ведь соблазнить ее, очевидно, не составит труда – мысли его незаметно потекли в прежнем направлении, и он с горечью вдруг подумал, что ничего хорошего их роман не принесет. Со временем им все равно придется расстаться, а ему почему-то совсем не хотелось, чтобы его смешная в своей суровости сиделка страдала от несбывшейся любви...
Тем временем события в кабинете старшей медсестры текли своим чередом. Наташа успокоилась и, утерев слезы, во всех деталях изложила Нине Ивановне подробности отношений в семействе Романовых. Ее рассказ вызвал у ее старшей подруги однозначно негативную оценку поступка родителей Петра. Обе пришли к единому мнению о том, что предстоят серьезные бои и Петру практически в одиночку придется сдерживать атаки многочисленных родственников. Наташа, правда, сомневалась в способности Петра отстоять свои позиции по причине мягкости характера, но Нина Ивановна поспешила ее успокоить:
