открылась дверь, но она даже не повернулась, потому что знала, кто это. Вошедший смущенно прокашлялся, и она недовольно произнесла:
– Проходи, Ашот. Чего мнешься? Ты ведь начальник в некотором роде, чего ж перед подчиненной так тушуешься?
– Вот именно, что в некотором роде. – Кочерян сел напротив и тоскливо посмотрел на нее черными, слегка выпуклыми глазами. – Тебе воевать не надоело?
– Надоело! – Людмила нахмурилась. – Ты пришел договориться о перемирии? Так лично тебе я войну пока не объявляла. – Она внимательнее вгляделась в побледневшее лицо начальства и покачала головой. – А, понимаю, тебя в роли парламентера выставили? Интересно кто? Надымов? Или эти ребята, которые распоряжаются в заповеднике, как в собственной вотчине?
– Они гости правительства…
– А мне плевать, чьи они гости. Пускай хоть самого президента. И есть закон, которому мы – и они, кстати, тоже – обязаны подчиняться, – закон о заповедниках, в котором говорится, что никто, ты слышишь, никто не смеет не только охотиться, а даже появляться на этой территории с оружием, кроме особых, чрезвычайных случаев. – Людмила перевела дыхание. – Одно лишь в толк не возьму. Почему ты так лебезишь перед местным начальством? Мы подчиняемся федеральным властям…
– Но находимся на территории республики, и не тебе, а мне постоянно приходится общаться и выяснять отношения с этим самым начальством. Если бы мы находились на необитаемом острове… А так я словно между двух огней…
– Это ты точно сказал, Ашот! И ты не просто между двух огней! – усмехнулась Людмила, встала из-за стола и отошла к окну. – Ты – слуга двух, если не больше, господ. – Она принялась загибать пальцы: – Государства – раз, республиканского правительства – два, Кубышкина – три, местных воротил – четыре… Не многовато ли? – Она сжала пальцы в кулак и осуждающе посмотрела на директора. – Все ловчишь, лавируешь, дипломатию разводишь, угождаешь по мере сил… – Она гневно стукнула кулаком по подоконнику. – Зачем ты водку пьешь с Надымовым? Зачем эти сауны? Девочки-потаскушки, наконец?
– Д-девочки? – поперхнулся директор. – Что ты городишь?
– Ничего я не горожу. И ты это прекрасно знаешь! – сказала Людмила и отвернулась к окну. – Скажи, когда ты в последний раз был на кордонах? Что происходит с опергруппой? Машины стоят, бензина нет, и разве входит в мои должностные обязанности административная деятельность? Неужели я обязана выбивать тот же бензин, наконец? Я перестала заниматься научной работой, запустила свои дела, а у меня на носу делегация американцев, и как, спрашивается, я их приму в этих обшарпанных стенах за этим колченогим столом? – Она отошла от окна и остановилась напротив директора, заложив руки в карманы пиджака. – Вот уже полгода мы говорим о ремонте, а воз и ныне там. Летом мы слишком заняты, осенью не меньше, зимой с начальством кутим и баб в саунах… щупаем…
– Людмила! – Ашот Саркисович схватился за голову. – Ты совсем с ума сошла, если Марина услышит…
– Услышит, услышит и набьет тебе морду, а я очень этому событию порадуюсь. Возможно, тогда ты поймешь, что к чему, и не будешь вести себя как жертва общественного темперамента.
– Ты невозможна! – Кочерян устало махнул рукой. – Ремонт начнем с понедельника, это я тебе обещаю. А бензин поступит через два дня…
– Слава богу, успокоил! – Людмила опять села за свой стол и раскрыла потрепанный «Ежедневник». – Я думаю, тебе нужно договориться с Барсуковым о совместных рейдах. Я совершенно случайно обнаружила эту тайную коптильню, и подполковник вполне резонно заметил, что в тайге она, по всей вероятности, не одна… И, бесспорно, есть кто-то, на кого эти мерзавцы работают. Не от голода же они такую пропасть мяса заготовили? Естественно, они его кому-то сбывают. – Она вздохнула. – Браконьеры обнаглели до крайности, а что мы им можем противопоставить? Ты даже не идешь на контакт с милицией!
– На контакты с ней ты идешь, и семимильными шагами. – Ашот Саркисович успел собраться с мыслями, ободрился и потому позволил себе некоторую порцию яда в голосе. – В соседях числишься да еще в спасителях милицейского начальства. Говорят, Барсуков оценил это должным образом.
– Что значит «должным образом»? – Людмила сердито сдвинула брови. – На что ты намекаешь?
– Что ты, что ты, дорогая, разве я могу на что-то намекать? Но вы провели ночь вдвоем… – Директор достал из кармана пачку сигарет и повертел ее в руке, словно выбирал, то ли закурить вначале, то ли продолжать разговор.
Людмила перегнулась через стол, выхватила из его рук сигареты и стукнула пачкой по столу.
– Не отвлекайся, давай сообщай те гадости, что твои дружки уже напеть успели!
– Люда, поверь, мне наплевать на эти, как ты говоришь, «гадости», но сама понимаешь, ты мой заместитель, потом, ты постоянно в контрах с начальством. Поэтому я вынужден затеять этот разговор и предупредить тебя, что слухи ходят всякие…
– И какие же? Что я выстроилась в хвост длинной очереди к спальне Барсукова или что уже успела переспать с ним, не иначе как той ночью? Ты это решил мне сообщить? – Людмила оперлась ладонями о столешницу и с откровенной яростью посмотрела на Кочеряна. – Не думала, что ты поведешь себя как последняя баба! И, в конце концов, почему тебе нравится совать свой нос в чужие дела? – Она неожиданно усмехнулась и махнула рукой. – Ладно, черт с ними, со слухами! Я вполне допускаю, что скоро о том договорятся, что это я лавину на дорогу спустила, чтобы подполковника на себя затащить. Специально, дескать, его подкараулила! А то еще и слезу подпустят, пожалеют бедного мента. Ах, какой славный, невинный котенок, Барсик этакий, мягкий и пушистый, и вдруг эта зловредная стерва… Совратила и всяким Надькам да Зинкам не дала попользоваться! Ну разве можно стерпеть и косточки ей не помыть?
– Ладно тебе! – Кочерян явно смутился. – Действительно, ну их к черту! – Он накрыл ладонью Людмилину руку и слегка сжал ее. – Прости, что затеял этот разговор! Видишь, как неприятно оправдываться, когда ты ничего предосудительного не совершил…
Людмила поморщилась и с весьма язвительной усмешкой посмотрела на своего начальника, но сказать ничего не успела: зазвонил телефон.
Кочерян взял трубку, прижал ее к уху и тут же слегка отвел ее в сторону, закрыл микрофон ладонью и прошептал:
– Твой ненаглядный Барсик! Тут как тут! Легок на помине!
Людмила негодующе фыркнула, смерила начальника свирепым взглядом и выхватила у него трубку.
– Слушаю. Ручейникова.
– Здравствуйте, Людмила Алексеевна. – Она впервые слышала голос Барсукова по телефону и, если бы не подсказка Кочеряна, ни за что бы не узнала его. В трубке голос подполковника звучал неожиданно бодро и по-молодому звонко. – Я прошу вас приехать в отдел. Тут мы одного «мичуринца», так, кажется, вы их называете, задержали. Хотелось бы, чтобы вы кое-что нам разъяснили по этому вопросу.
– Это не тот, которого я подстрелила?
– Нет, не тот, к сожалению, но и с этим тоже очень интересная перспектива открывается. – Барсуков помолчал мгновение. И уже более глухо произнес: – Я могу машину за вами прислать? Минут этак через десять…
На пороге РОВД ее встретил Стас.
– Проходи ко мне! – Он взял Людмилу под локоть. – Кажется, намечается продолжение прошлогодней истории. Помнишь, когда дезертир со скалы сиганул?
Она с явным испугом посмотрела на него.
– Опять кто-то на кабаргу[1] охотился?
– И почему ты не у меня работаешь, Людочка? – Стас округлил в шутливом удивлении глаза и поднес ее руку к губам. – С твоими талантами и склонностью к аналитическому мышлению непременно нужно… – Он замер на полуслове, оставил руку Людмилы в покое и посмотрел куда-то через ее голову. Она обернулась. Подполковник Барсуков спускался со второго этажа и смотрел на них гораздо менее приветливо, чем она того ожидала.
Он вежливо поздоровался и перевел взгляд на Стаса:
– Станислав Васильевич! Задержанного привели?
– Нет пока. Я только-только решил обрисовать Людмиле Алексеевне ситуацию. Предварительно ознакомить с обстоятельствами, так сказать…
