…Через полчаса навстречу им из тайги вышел с дробовиком в руке торжествующий Банзай, ведущий в поводу двух лошадей. На одной из них лежал, перевалившись через круп, как мешок с мукой, Надымов, связанный по рукам и ногам, стенающий и кроющий во всю ивановскую проклятого старика, которому он вовремя не оторвал голову…
– Смотри, японска мать, как лается. – Старик удрученно крякнул и вдруг по-молодому бесшабашно рассмеялся, подмигнув ошеломленным донельзя Барсукову и Людмиле. – А что, лихо я ему задницу продырявил? – Он перекинул ружье Людмиле. – Подержи пока! – Потом строевым шагом, насколько позволяла чавкающая под ногами земная поверхность, подошел к Денису, поднес руку к виску. – Разрешите доложить, товарищ подполковник! Разыскиваемый вами беглый бандит задержан мной у Васильева ключа. Пытался бежать, поэтому пришлось стрелять по мягким местам. Кроме того, захвачены трофеи: две лошади, портфель с деньгами, автомат и обрез, а также нож. – Дед вытащил из-за голенища знакомый Денису клинок с широким лезвием и передал его подполковнику. – Будешь начальству докладывать, скажи, что дед Банзай не зря в свое время на самураях тренировался, ни одна дробинка мимо надымовской задницы не пролетела! – И хитро посмотрел на Людмилу. – Видишь, Людмилка, нет у меня никакой возможности без дробовика прожить, пока такие медведи по тайге шастают!
Глава 35
Банзай проводил их до самой дороги. Проследил, как Денис устраивает на заднем сиденье Надымова. Тот мог стоять лишь на коленях, и Барсуков пристегнул его наручниками к поручню над задней дверцей. Так что бывший предприниматель вынужден был всю дорогу находиться в несколько вытянутом положении. Ухватившись руками за поручень, он морщился от каждого мало-мальского толчка и ругался сквозь зубы, старательно отводя взгляд от Людмилы, которая сидела рядом с обрезом на коленях. Алику определили место рядом с Барсуковым, зацепив его наручниками за другой поручень перед ветровым стеклом. Тоже не совсем удобная позиция, но в отличие от своего хозяина бывший экспедитор ехал все-таки сидя.
Дед похлопал Дениса по плечу.
– Ничего, ловко ты с этой мерзостью обращаешься! Я всегда говорил, что настоящий мужик должен наперед действовать, а не размышлять! А то как начнут подсчитывать, раздумывать, вычислять, а дело-то и ни с места али совсем завяло! – Он высморкался на сухую прошлогоднюю траву и подмигнул Денису. – Зауважал я тебя сегодня, командир, право слово, зауважал. Ты ведь как настоящий волкодав работал, ей- богу, вот те крест! – Дед перекрестился.
– Ну ты и скажешь, Федор Яковлевич! – рассмеялся Денис. – Какой еще волкодав?
– Да ты не смейся, я ведь тоже не шишел-мышел в свое время был, – усмехнулся хитровато дед. – Но не хочешь говорить, и ладно! – Банзай прищурился, окинул взглядом Барсукова. – И не кори меня, что не пошел поначалу за тобой. Заробел, однако, под старость лет. А потом совесть начала грызть, ну прямо спасу нет. Вот и пришлось ружьишко выкопать…
– Ох, дядя Федор, дядя Федор, – укоризненно произнесла Людмила из машины, – как-нибудь дойдут у меня руки и до тебя!
– Так это еще когда они дойдут, – хихикнул Банзай и поднял с земли тючок с упакованным в него медвежонком. – Забирай-ка свое шкодье! Я грешным делом думал, что он от этих паразитов в тайгу сбежал, а он, вишь, под кровать забился… – Дед горестно вздохнул. – Всю избушку мне разорил, паршивец, а сахару сколько сожрал! Ну прямо пропасть целую! У-у, медвежья твоя морда! – Протянув руку в открытую дверцу, потрепал медвежонка за ухо. – Как еще до меда не добрался, японска мать!
– Не успел, видно! – рассмеялся Денис. – Вот подрастет и нагонит свое. Все ульи тебе пересчитает по старому знакомству. – Он сел за руль и протянул деду руку. – Ну, прощай пока, Федор Яковлевич! Спасибо за помощь и особенно за Надымова!
– Только не отпускай их, Денис Максимыч! – Старик поморщился. – Иначе никакой тебе веры больше не будет от народа. Шибко уж много они нагадили, нельзя их опять отпустить!
– Не бойся, Федор Яковлевич, теперь уж точно им суда не избежать, да и от срока приличного не отвертятся. – Денис поднес руку к козырьку. – Ну, бывай пока!
Машина рванулась с места, а дед, проводив ее взглядом, взгромоздился на лошадь, оставленную ему до установления истинного владельца во временное пользование, и потрусил медленно к пасеке, где его дожидались Красный Кхмер и разгромленное медвежонком жилище…
Денис сидел, положив перед собой руки на стол, и занимался тем, что сжимал и разжимал ладони. Это было все, на что он был сейчас способен. Потому что позволил себе слабину, разрешив мыслям о Людмиле заполонить разум. И все по той причине, что до сих пор так и не встретился с любимой женщиной, не объяснился, не признался ей в любви. И только собственной трусостью, а не чрезвычайной занятостью объяснял тот факт, что все три дня после возвращения из тайги он не вылезал из отдела и с Людмилой виделся лишь мельком сегодня утром, когда заехал домой, чтобы переодеться перед поездкой на совещание в город…
До Вознесенского они добрались уже за полночь. Пока Барсуков разбирался с задержанными, прибежал Дробот и на радостях отстранил начальника от дел и отправил его домой отдыхать. И только тогда Денис спохватился, что обещал Людмиле довезти ее до дома, но прошло уже более двух часов, а он совсем забыл за делами, что она дожидается его в машине. Чертыхнувшись с досады, он на рысях помчался извиняться, но дежурный водитель доложил ему, что по собственной инициативе отвез Людмилу Алексеевну домой, а то она совсем уже валилась с ног от усталости, да и медвежонок заблажил в голос, видно, с голодухи…
После этого она не позвонила ни разу, не объявилась, не поинтересовалась даже, как обстоят дела, хотя в последнем он несколько сомневался. Иметь в подругах столь квалифицированного информатора, как Антонина, и не знать последние милицейские новости? Барсуков подозревал, что в некоторых вопросах работы правоохранительных органов гражданская супруга его заместителя ориентировалась нисколько не хуже профессионального криминалиста, а интуиция, смекалка и природное чутье на разного рода происшествия и скандалы делали ее несомненным лидером в складывающемся семейном дуэте. Дробот не слишком распространялся перед начальством, в силу каких обстоятельств они не торопятся оформить свои отношения. Но заметно округлившийся живот Антонины и все более редкие уходы Стаса «в засаду» на собственную квартиру говорили о том, что вскоре в Вознесенском РОВД на одного холостяка станет меньше. Хотя и сейчас уже от его холостяцкой жизни остались рожки да ножки, как заявил будущий отец, наблюдая из окна кабинета, как его Антонина, переваливаясь, будто гусыня, спешит на работу в Дом культуры.
– Сегодня коляску едем покупать. – Он отвернулся от окна и задумчиво посмотрел на Дениса. – На УЗИ вчера Тоньку смотрели, сказали, что мальчик будет.
– А свадьбу что ж, с крестинами вместе объедините? – усмехнулся Денис.
– Да нет, неделю назад заявление подали, аккурат перед декретом и поженимся.
– А зачем тянуть было, если все уже и так решено?
– А это у Антонины спроси. Людмилу она ждала, никого больше не хотела в свидетельницы брать.
– Что за блажь такая? Потакаешь дамским капризам?
– Честно сказать, она мне проговорилась, что хотела бы Людку замуж раньше себя отдать, а то, мол, недосуг будет, когда ребенок родится, заниматься обустройством подружкиной судьбы.
– И за кого твоя Антонина собралась отдать ее замуж?
Стас хмыкнул, скосил глаза на окно, словно проверял, не стоит ли там его вездесущая половина, и огорченно покачал головой.
– Были тут две перспективные кандидатуры, но, как говорится, не судьба. Сойтись с Людмилой Алексеевной характерами – все равно что в «Спортлото» миллион выиграть: вроде бы и легко, но практически невозможно!
– Да, характер у нее не подарок! – согласился со Стасом Барсуков и перевел разговор в другое русло, профессиональное, что для него было и проще, и безопаснее…
Да, чего скрывать, он никогда не был любителем разводить турусы на колесах. Особенно когда это касалось женщин, и, к сожалению, даже тех немногих женщин, кого он искренне любил… Но если по совести, то всего двух женщин на свете он любил по-настоящему и любит до сих пор… Безвременно ушедшую матушку и ту, рядом с которой он постоянно чувствует себя чуть ли не последним идиотом… И опять, уже в который раз, Денис посмотрел на часы и чертыхнулся. До каких пор он будет вести себя как сопливый юнец? Никто и никогда не посмел бы обвинить его в трусости, но не чем иным, как опять же
